— Но как… я хотел сказать, разве он не видит, как она прекрасна!
— О, ничего не знаю об этом, — усмехнулся Тьен. — Обыкновенная лошадь. Мастер Рал любит вещи, которые можно применить с пользой. Сидеть на них или вешать одежду. Но, надеюсь, завтра я сделаю ему хороший стул, которым он сможет гордиться.
Каладин посмотрел на невинное лицо брата, подумал о его легком дружелюбном характере. Он не растерял ничего, хотя уже стал юношей.
— Отец истратил еще одну сферу, Тьен. — Каладин обнаружил, что говорит. Каждый раз, когда отец был вынужден поступать так, он, казалось, становился немного более бледным и немного ниже ростом. В это время сферы быстро темнели, свет в них кончался. Во время Плача зарядить сферы невозможно. Они все погаснут, постепенно.
— Осталось еще много, — сказал Тьен.
— Рошон пытается взять нас измором, — сказал Каладин. — Задушить нас постепенно.
— Не все так плохо, как кажется, Каладин, — ответил брат, взяв его за руку. — Дела никогда не обстоят так плохо, как кажется. Вот увидишь.
В голове Каладина возникло множество возражений, но улыбка Тьена прогнала их все. Сейчас, в самое мрачное время года, Каладин на мгновение почувствовал себя так, как если бы выглянуло солнце. Он мог поклясться, что вокруг стало светлее, дождь отступил, и небо посветлело.
У задней стены дома появилась мать. Она посмотрела на них так, как если бы обрадовалась, найдя обоих своих сыновей сидящими на крыше в дождь. Она встала на часть крыши, доходящую до земли. Там маленькая группа хасперов облепила камень; во время Плача маленькие двухпанцирные зверьки быстро размножались. Казалось, они появлялись ниоткуда, как и их кузины, улитки, усеивавшие все камни.
— О чем вы разговариваете? — спросила она, подходя и садясь рядом с ними. Хесина редко вела себя как другие матери в городе. Разве она не должна была послать их домой под предлогом, что они могут простудиться? Вместо этого она уселась с ними, потуже натянув коричневый кожаный дождевик.
— Каладин беспокоится, что отец тратит сферы, — сказал Тьен.
— О, не беспокойся, дорогой, — ответила она. — Ты сможешь поехать в Харбрант. Ты уже достаточно большой и через два месяца сможешь уехать.
— Вы двое должны поехать со мной, — сказал Каладин. — И отец.
— Уехать из города? — сказал Тьен с таким видом, как если бы никогда не думал об этом. — Мне здесь нравится.
Хесина улыбнулась.
— Что? — спросил Каладин.
— Большинство молодых людей вашего возраста сделают все, что возможно, лишь бы
— Я бы не смог уехать и оставить вас, — заявил Тьен. — Мы — семья.
— Он пытается задушить нас, — сказал Каладин, поглядев на Тьена. Разговор с братом немного приободрил его, но возражения никуда не исчезли. — Никто не платит за лечение, и, я уверен, никто не заплатит тебе за работу. И что отец может купить за эти сферы? Овощи по десятикратной цене и гнилое зерно по двойной?
Хесина улыбнулась.
— Ты очень наблюдательный.
— Отец научил меня замечать детали. Взгляд хирурга.
— Ну и, — сказала она, и на мгновение ее глаза вспыхнули, — заметил ли твой взгляд хирурга, когда мы в первый раз платили одной из этих сфер?
— Конечно, — ответил Каладин. — На следующий день после случая на охоте. Отец купил новую материю и сделал бинты.
— А нам
— Нет. Но ты знаешь отца. Он не любит, когда у нас не хватает хоть самой малости.
— И он потратил одну из этих сфер, — сказала Хесина. — Одну из тех, которые хранил много месяцев, бодаясь за них с лорд-мэром.
Он посмотрел на Тьена, который опять уставился на небо. Насколько знал Каладин, отец еще не открыл ему правду.
— Твой отец сопротивлялся так долго, — сказала Хесина, — только для того, чтобы сломаться и потратить сферы на бинты, которые нам не понадобятся еще несколько месяцев.
Она была права. Почему отец внезапно решил?..
— Он заставил Рошона думать, что тот побеждает, — с удивлением сказал Каладин, глядя на нее.
Хесина сухо улыбнулась.
— В конце концов Рошон найдет способ отомстить, хотя это будет не так-то легко. У твоего отца высокий ранг, и он имеет право на расследование. Он спас Рошону жизнь, и многие смогут подтвердить серьезность ран Риллира. Но Рошон все равно будет давить. Пока не почувствует, что сломал нас.