Обреченные мечтатели. Четыре временных правительства или почему революция была неизбежна

В своей речи на суде В. А. Маклаков блестяще продемонстрировал строго юридический подход к делу: «Для того чтобы защищать этих людей, не нужно сочувствовать им; к воззванию можно относиться отрицательно, считать его не только ошибкой, но и преступлением, но когда к нему подходят с таким обвинением, которое предъявил прокурор, самый строгий критик воззвания должен сказать прокурору: на этот путь беззакония мы с вами не станем»[285]. И далее: «Та постановка обвинения, которую дал прокурор, не есть торжество правосудия; я скажу про нее, что она общественное бедствие»[286]. Речь имела большой успех не только среди публики и подсудимых, но даже и у членов судебной палаты. Старший председатель Санкт-Петербургской судебной палаты Н. С. Крашенинников впоследствии говорил, что эта речь его потрясла[287]. Однако окончательное решение было все-таки обвинительным, и участников воззвания приговорили к трем месяцам тюрьмы.

Подлинная, можно сказать, всемирная слава пришла к Маклакову после самого громкого, наверное, процесса начала XX века в России – дела Бейлиса, слушавшегося в Киевском окружном суде. Обвинение еврея Менахема Менделя Бейлиса в ритуальном убийстве 12-летнего ученика приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрея Ющинского было инициировано активистами черносотенных организаций и поддержано целым рядом крайне правых политиков и чиновников, включая министра юстиции И. Г. Щегловитова.

Процесс, состоявшийся 23 сентября – 28 октября 1913 года, сопровождался активной антисемитской кампанией, но одновременно вызвал широкий общественный протест не только в России, но и во всем мире. Это был в полном смысле бой глубоко закоренелых реакционных сил империи против всего прогрессивного, что было в России.

Именно речь Василия Алексеевича склонила весьма тенденциозно подобранное жюри присяжных к вынесению оправдательного приговора. Она была издана отдельной брошюрой[288]. Сам же Маклаков относился к этой своей мировой славе весьма сдержанно: «Интерес этого процесса был только в том, почему и как судебное ведомство защищало настоящих убийц, которых все знали, и стремилось к осуждению невинного Бейлиса? Это была картина падения судебных нравов как последствие подчинения суда политике. В деле Бейлиса оно дошло до превращения суда в орудие партийного антисемитизма. Ради этого прокурор отстаивал заведомо виновных и потворствовал маневрам воровской шайки Чебиряковой – и все это с ведома и одобрения министра юстиции. Только эта сторона процесса и была интересна»[289].

Свой взгляд на дело Бейлиса Маклаков высказал в статьях, опубликованных в «Русских ведомостях» и в «Русской мысли». В них он указывал на то, что приговор присяжных спас доброе имя суда. Обе статьи пришлись не по вкусу Министерству юстиции, и Маклаков вместе с редакторами этих журналов был предан суду за «распространение в печати заведомо ложных и позорящих сведений о действиях правительственных лиц»[290]. Однако судебное сообщество благополучно «замотало» это дело вплоть до 1917 года, когда оно потеряло свою актуальность и было закрыто.

Кроме занятия адвокатской деятельностью Василий Алексеевич играл заметную роль в общественно-политической жизни страны. В 1904 году он стал секретарем кружка либеральных земцев «Беседа» (1899–1905), члены которого были сторонниками установления в России конституционного строя и проведения реформ при сохранении монархии. В эту организацию входили будущие деятели Временного правительства Ф. Ф. Кокошкин, Д. И. Шаховской, П. Д. Долгоруков, Г. Е. Львов и др. После образования Союза освобождения, объединившего либеральную русскую общественность, активно сотрудничал с редакцией их журнала «Освобождение», доставляя различную документацию, выступая с докладами. Кроме того, за границей он читал доклады в Высшей школе общественных наук М. М. Ковалевского.

В 1906 году Маклаков одним из первых был введен в «Послушание Великого Востока» и вступил в две ложи под главенством Высшего Совета старинного Шведского ритуала – «Космос» и «Синайская гора». Программа этой организации не была чисто масонской, скорее всего, она была политической, направленной на уничтожение самодержавия, введение демократического режима в России, а иногда – нацеленной на карьерный рост по ступеням служебной лестницы[291].