Обреченные мечтатели. Четыре временных правительства или почему революция была неизбежна

Самый страшный удар так называемые демократические порядки нанесли по армии. Пресловутый Приказ № 1 Петросовета, в соответствии с которым решение о проведении боевых действий определялось на солдатских митингах, дал старт быстрому разложению армии, которое всегда предшествует распаду государства.

Конечно, модель социума, в соответствии с которой Временное правительство создавало новую демократическую систему управления, в корне отличалась от соответствующей модели самодержавия. Однако она была в еще большей степени неадекватна реальности.

Несмотря на то что после отмены крепостного права в стране появилось значительное число собственников, большинство крестьян все еще оставались общинниками и основой для формирования среднего класса быть не могли. Земства и общественные организации в виде различных комитетов и Советов на местах еще не обрели внятных организационных форм, не выработали четких процедур своей деятельности, так что трактовать их как институты гражданского общества было явно преждевременно. Городское население составляло около 15 % и в основном состояло из неимущих классов (пролетариат, работники сферы обслуживания и пр.) и также не было способно сформировать средний класс собственников. Так что формирование институтов гражданского общества было весьма далекой перспективой, а в условиях войны делом и вовсе невозможным.

Хотя в начале ХХ века в стране насчитывалось более 150 всероссийских, региональных и национальных политических партий и организаций самых различных политических направлений – от леворадикальных и либеральных до консервативных и охранительных, численность их членов вплоть до 1917 года не превышала 0,5 % населения[329]. Так называемые корни травы гражданского общества не только еще не образовали плотного дерна, но толком и не проросли.

В результате по мере устранения сословных перегородок, начавшегося еще при самодержавии, общество становилось все более бесструктурным, превращаясь тем самым в толпу, способную принять за мессию первого попавшегося демагога и с той же легкостью низвергнуть, казалось бы, незыблемый авторитет. Принцип правового государства, нацеленного на балансирование интересов различных социальных групп, в этой ситуации был совершенно непонятен и, как бы сейчас сказали, неоперабелен.

Понятно, что при таком несоответствии объекта управления и его модели все управленческие усилия Временного правительства были ничуть не эффективнее действий царской администрации. «В какую бы область государственной жизни мы ни взглянули, везде встают не радужные картины, а какие-то зловещие признаки разложения и гибели. И общее душевное состояние все более начинает походить на старое, дореволюционное. Как тогда люди сознательные, отдающие себе отчет в том, что делается кругом, с тревогой задавали себе и друг другу вопрос – что же дальше? и где выход? – так и теперь нет другого вопроса. За исключением политически бессознательных масс и кучки анархически настроенных сознательных элементов, сейчас нет никого, кто бы не испытывал этой мучительной тревоги…»[330] – отмечал В. Д. Набоков. Он одним из первых понял, что ставка на русское народовластие была бита, и эксперимент по созданию в России правового государства окончательно провалился.

Уверенность новоявленных «шоферов» в своих управленческих навыках оказалась сильно преувеличенной. Идея перехвата управления государством, предпринятая либералами, была изначально обречена на неудачу как в силу объективных (война, полный развал системы управления), так и субъективных (неадекватное представление о социуме) причин.

Осознав невозможность направить поток русской истории в правильное русло, Временное правительство было вынуждено перейти к пассивной тактике: пытаться поймать революционную волну и на ее гребне сохранить влияние и власть. А для этого нужны были совсем другие деятели.

Апологета «организованной общественности» Г. Е. Львова сменил выдающийся демагог и популист А. Ф. Керенский. Вместо либералов в правительство вошли меньшевики и эсеры, ориентировавшиеся на свои модели социума (марксистскую и общинно-центричную), предполагавшие построение социалистического общества. А это, как учил Карл Маркс, в условиях неразвитости экономического базиса было невозможно.