Отшельник замолчал, огромный глаз невидяще уставился в качающуюся железную стену. Такое отчаяние не нуждается ни в слезах, ни в стонах, ни в заломленных руках и дрожании глаза. Оно просо осязаемо сочится изо всех пор, как чёрная ледяная вода сквозь крепи тоннеля.
— Грюня был не только нашим — и вашим спасением. Я видел это, только не спешил взваливать на него такой груз. Это ведь вечная пытка: видеть, как мир захлёстывает безумие, знать, что надо сделать — и не иметь возможности. Думал, пусть побудет просто ребёнком, наиграется, вырастет… Дождался, дурак старый! Никогда себе не прощу, что опоздал.
Мэтхен не знал, как отвлечь мудреца от смертного, такого, что запросто остановится сердце, отчаяния. Разве что… Он ведь сам говорил…
— Отшельник, — начал он. — Ты говорил, видишь будущее. Скажи, что с нами будет? Что будет с Подкупольем?
Старец судорожно, будто провалившийся под лёд на зимней реке, вынырнул из омута отчаяния. Взгляд снова сделался осмысленным, в нём осталась лишь тень пережитой боли.
— Я вижу, но не всё. Иначе спас бы… И Грюню, и Бига, и остальных. Я… не знаю, будет ли это нашей победой. Но точно — поражением людей.
— Но как? Как такое может получиться?! — допытывался Мэтхен. — Нам нужно знать, к чему готовиться!
— Я видел будущее… До определённого предела. Заглянуть дальше — не могу, и до этого предела осталось всего ничего. Всё, что я теперь вижу — Бойня. Отлов последних по подземельям, болотам и развалинам. Некоторые борются… И вы среди них. Такие проживут дольше остальных, но не очень: месяцев пять самое большее, скорее — три. Как это остановить, и возможно ли такое вообще… Я не знаю. Похоже, мы к посёлку подъезжаем. Как его прежде называли? — замялся он, но тут же вспомнил. — А, Ярцево! Наверное, в честь нашего капитана, ха!
— Что, правда? — Ярцефф недоверчиво глянул на навигатор. — О, точно: Yartsevo. — Капитан включил увеличение масштаба, долго вглядывался в паутину улиц, пульсировавшие отметки частично сохранившихся зданий, зловещие символы ядерных могильников и химических свалок. Похоже, сюда гнали отходы со всей Европы. И всё-таки сам городок был в относительно безопасной зоне. То есть ночевать тут всё равно не стоит, но если полчасика прогуляться в «скафандре», ничего не случится.
— Вижу дым, — предупредил Жуха Свин. Активный и подвижный, как ртуть — и как такое получалось при его-то комплекции? Нет, он не был великаном, великан бы не поместился в танке. Коротенький, меньше полутора метров ростом, зато удивительно широкий, весь какой-то округлый, будто специально надулся. Круглая, без всякой шеи торчащая из плеч голова, лысая, вечно потная и блестящая. Сплюснутый, похожий на свиной пятак нос, заплывшие жиром глазки, крохотные, напоминающие свиные, уши. Ну, и коротенькие, похожие на продолговатые подушки руки и ноги. Глаз — три: один огромный, выпуклый, с какими-то не то сизыми, не то фиолетовыми двумя зрачками и зеленоватым белком, и два торчат над ушами, на гибких, при нужде как-то вдвигающиеся в жировые складки стебельках. Какого они цвета, Мэтхен так и не понял, похоже, вспомогательные глаза цвет меняли, как хотели. На первый взгляд — увалень, каких свет не видывал, способный только есть и спать. Но Ярцефф уже убедился в отменной реакции странного существа, и в его недюжинном уме. Вовремя заметить опасность, молниеносно принять решение, причём решение, как потом окажется, единственно верное — это к нему. Вдобавок он легче других запомнил наставления Петровича. Если кто и мог бы устранить хотя бы мелкие поломки в пути — так это он, единственный в Смоленске двадцать второго века командир танка. — Горит что-то серьёзное.
На самом деле ничего подобного он не видел: сквозь пелену смога просачивались запахи, да ещё датчик инфракрасного излучения начала прошлого века показывал зону повышенной температуры впереди. В сумме более сильный, чем обычно запах, гари и тепловая «засветка» прямо по курсу говорили о многом.
— Километров пятьдесят пять мы прошли, — удовлетворённо произнёс Ярцефф. — Меня другое тревожит: что там может гореть — ума не приложу. Придётся вылезать, смотреть. Мэтхен, идёшь со мной, остальные — сидеть в танке и не высовываться. Через полчаса не вернёмся — снимаетесь сами, командование принимает Отшельник. Его слушать, как меня. Полезли, Эр.
Когда выбрались наружу, ядовитый дождь кончился. Но небеса хмурились, свинцовый полог висел над землёй, лежал валами тумана в оврагах и поймах рек. И непрерывно тянул в лицо резкий, зловонный восточный ветер, что нёс всякую гадость из сердца Зоны. В любой момент с низкого, будто сросшегося с землёй неба снова могла политься отрава. Для разведки погода — лучше не придумаешь.
Ярцефф шёл быстро, ни на кого не оглядываясь. Мэтхен держался чуть сзади, только чтобы видеть друга в смоге, и готовился валить всякого, кто вынырнет из смога. Вскоре показались первые развалины — и сразу стало не до сетований на погоду.