Обреченные жить (Форт у Синей реки)

— Дар… Я могу оказаться неправым, это так. Это твое решение — оставить ему жизнь. И люди, как я понял, тебя поддержали — иначе бы, он не был с вами. Но я не понимаю… Зачем? Эти… Они убили столько народа! А ты приветил одного из стаи в своем доме! Почему?

— Потому что не хочу убивать. Я не хищный зверь… И даже зверь не убивает только от желания убивать. Да, он из банды. Только в этой синей стае этот парень занимал не самое почетное место… если не сказать — последнее. И я до сих пор поражен, как его вообще не прикончили, едва они вышли из ущелий на простор долины. Но я не хочу быть судьей. Если он не принимал участие в их вылазках и резне — не вижу смысла и уничтожать последнего из стаи. А что до того, почему он здесь… Скажи, Клешня — ты человек?

— Я уже ответил тебе на этот вопрос.

— Я помню. Вот и мы, здесь — тоже. Люди. И это — именно, человеческое решение… позволить жить человеку, как Человеку. Ты понял меня?

— Почти, — Клешня встал рядом. — Тогда и у меня есть вопрос. Раз он признан тобой, как равный… ведь так? То, почему именно он занят на самой тяжелой работе? И почему он никогда не ходит на охоту? Не выслеживает зверей в прерии? Не сидит вместе с нами на совете? И почему он так труслив? Это что — признак очеловечивания? Не желал бы я оказаться в таком положении… изгоя.

Я закусил губу. Череп был прав. Сухой и хрипловатый голос Клешни бил по больным точкам — все верно. Пленник продолжал оставаться на положении пария, и даже разговаривать с ним практически никто не пытался — если не считать спецназовца, к которому тот относился с почти суеверным ужасом…

— Ты прав, Клешня. Полностью прав. Он — изгой. Чужой, и среди чужих. Но иначе пока невозможно. Прими это, как есть. Люди ничего не забыли — и не скоро забудут. Кроме того, он ведь не только, бывший зэк. Он…

— Опущенный. Я знаю. Слава богу, в его услугах никто не нуждается. Эх, вождь… Что-то говорит мне — зря ты с ним затеял. Но, раз уж пощадил — так доведи до конца. Нельзя так жить. Сорвется парень…

Я снова вспомнил слова Черепа…

В форте постепенно образовались новые семьи. Будда, которого все предпочитали звать просто — Буда, — жил вместе с двумя женщинами, Клешня, почти сразу подружившийся с Властой. Лада продолжала находиться в одном доме с Доком, хоть мы и не замечали ее особой привязанности к старику. Шейла, наконец-то, решившаяся остаться вместе с уставшим от ожидания, Чером. И, наконец, Анна, оттаявшая от прежнего страха, и будто потерявшая голову от настойчивых ухаживаний Блуда. Постоянное внимание этого смазливого парня, его бесконечные ухаживания и открытое желание угодить ей в любой мелочи, всем бросалось в глаза, и было даже неприятным… всем, кроме нее. Блуд не отлынивал от общих дел, даже старался наладить какой-то контакт с Пленником — чему я только радовался. Но внутренний мир парня оставался загадкой. Хоть он и прекратил открыто бравировать своими желаниями — урок не пропал даром! — стремление слыть первым «жеребцом» в селении, осталось. Элина, с чувством глубокого недоверия пыталась обратить на это наше с Натой внимание — но не встречала поддержки, из-за моей полной занятости делами форта. Тогда она решила поговорить об этом с Анной… и получила совершенно иной результат. Та, услышав об устремлениях Блуда в свой адрес, стала отвечать на них вовсе не так, как хотелось бы Элине. Однажды, устав от своей затаенной боли, девушка оставила Блуда у себя на ночь… И никто не предполагал, во что выльется эта связь — так засветилось лицо девушки, вынесшей столько в ущелье Клана! Как и все мы, она в одночасье потеряла все. Как многие — видела, как погибали ее родные. Если у кого-то, оставалась хотя бы надежда, то она точно знала, что осталась одна… Девушка только сейчас, среди нас, понемногу стала отходить от своей боли. Ублюдки Сыча, вырвавшие ее из заботливых рук Стопаря и Тучи, так надеявшихся увидеть Анну своей невесткой, оставили в душе девушки неизгладимый след. Многие после этого даже не возвращались — бросались со скал, полностью опустошенные и разуверившиеся в людях. Мы надеялись, что внезапно вспыхнувшее чувство, хоть в чем-то утешит и придаст силы девушке — но, как оказалось, это была любовь только с одной стороны…