Обреченный

Эдик кивнул, взял Маслину за руку, потянул за собой; та в свою очередь — Шелестова. Эта цепочка, протыкая поток танцующих, потянулась к торговым рядам. Взмокшие, обалдевшие от веселья люди налетали на них, толкали, проскальзывали под руками, но Эдик очень дорожил Маслиной, а Маслина — Шелестовым, и никто из них не дрогнул и не разжал руки. Шелестов покорно шел за ними, крутил головой, надеясь увидеть в толпе Стаса или Дашу.

— За свободу! — пропела Маслина, подняв руку с кувшином над головой. — Обреченный! Давай на брудершафт! Не надо хмуриться. — Она стала гладить его по груди. — Улыбнись, Обреченненький! Смотри, Эдик огромную банку вина покупает… Ой, и этот здесь! — И она кинулась за кем-то в толпу.

От вина разыгрался зверский аппетит. Запах плова, который варили недалеко в огромном казане, превращался в пытку. Толпа выдавила подвижную, растрепанную, пышнотелую Маслину. За ней — худой и длинный — плелся Бродяга с торбой на плече. Никаких эмоций не отразилось на его лице, когда он увидел Шелестова. Лишь кивнул ему, сел на траву, и стал жевать корку.

— Борода! — крикнула Маслина. — Выпей с нами!.. Обреченный говорит, что все кругом уже охвачены нашими идеями. Ты проиграл, дружочек!

Бродяга молча жевал хлеб, будто не услышав слов Маслины. Та махнула на него рукой и протянула Эдику пачку сигарет.

— У Бора, между прочим, купила, — сказала она Шелестову.

— И Бор здесь?

— Да, он торгует здесь сигаретами. Мне продал за полцены, тебе привет, всех целует, обнимает, утром обещает быть на камнях с сюрпризом.

Шелестов поднял голову, скользнул смазанным взглядом по пестрой толпе людей, зубчатым стенам, развалинам казарм и складов и вдруг увидел на черепичной крыше Стаса. Когда он перелез через низенькую металлическую ограду, Стас увидел его и кинулся его обнимать.

— Слушай, где ты был? — попытался выяснить он, протягивая кувшин Шелестову. Тот, естественно, предпочел выпить, нежели объяснять то, в чем сам толком не разобрался. Отхлебнув, Шелестов принялся вытаскивать из кармана браслет.

— Вот, отдай. Вы забыли.

— Сам отдашь, — ответил Стас. — Ты лучше вот что мне скажи. Голова болит?.. Совсем перестала?.. Это очень хорошо. Ты только не исчезай, ладно? Ты хоть помнишь, что нам послезавтра уезжать?

Шелестов, кажется, не слушал его, а смотрел, как Маслина пытается влезть к ним на крышу, а снизу ее подсаживает Эдик. Наконец она на четвереньках выползла на черепицу.

— Обреченный, ты нас оставишь? — спросила Маслина, по-собачьи подползая к Шелестову. Если бы у нее был хвост, она обязательно бы виляла им. — А как же наши камни? А ребята? Бор принесет завтра вина, Эдик обещает мясо на шашлыки… И вы присоединяйтесь к нам, — обратилась она к Стасу. — Мы боремся с тотальной ненавистью и повсюду насаждаем любовь.

— Плов, господа! — сказал Эдик, протягивая тарелочки Маслине.

— Кого это ты с собой привел? — скривила лицо Маслина.

— Моя старая подружка Даша.

Старая подружка Эдика все еще пыталась увидеть глаза Стаса, но тот был занят тем, что раскладывал тарелки и делил хлеб. Рядом с ним, поджав голые колени к животу, спал Шелестов. Маслина стянула с Эдика байковую футболку и накрыла его. Эдик взял банку и сделал несколько глотков:

— Слушайте, а почему он обреченный?

Последним на крышу взобрался Бродяга. Он сел в стороне, глядя на огни фестиваля. Даша устроилась рядом с ним.

Праздник заканчивался. Небо стало светлеть, звезды гасли, уставший от бессонной ночи народ, взбивая ногами пыль, рваным потоком устремился через ворота в поселок. Рядом беззвучно плыли желтые милицейские "уазики", в окошках кузовов было темно, и невозможно было разглядеть, есть там кто-нибудь или нет.

Артисты снова стали хозяевами сцены и в последний раз пытались привлечь внимание людей.

Эдик и Маслина шли в обнимку. Она повисла на нем, засыпая на ходу. Эдик поддерживал ее за талию и что-то обещал ей на ухо.

За ними молча, плечом к плечу, с кувшинами в руках шли Стас и Шелестов.

Даша шла последней — босиком по пыли. Туфли покачивались в ее руке. Майка сползла с плеча, волосы упали на лицо.

Виноторговцы, столпившись под лампой, считали прибыль.

И, как было всегда, все тысячелетия подряд, ночь закончилась, наступило утро. И все встало на свои места.

Глава 20

Из открытого окна повеяло прохладой — снова начался дождь. В комнате потемнело. Ну вот, как назло, подумал он, подошел к телефону, набрал номер и долго слушал длинные гудки. Вернулся к окну, вынул из шкафа рваные и выцветшие шорты, стал выворачивать карманы. Посыпался мусор: плоский камень с дырочкой посредине, шелуха от семечек, хлебные крошки вперемешку с песком. Через дырявый камешек он долго смотрел на пожелтевшее дерево за окном.

Дождь усилился. Он шумел на ровной ноте, словно из мешка на пол сыпали сахар.

Шелестов снова позвонил Генке, но трубку на другом конце провода опять никто не брал. Подожду его у квартиры, подумал Шелестов, быстро оделся и вышел на улицу.