Обреченный

Грохота взрыва он не услышал, лишь что-то беззвучно мелькнуло перед глазами, в уши ударила тупая глухота, и пришел он в себя уже лежа на земле, у колес бронетранспортера. Еще не соображая ничего, но уже подавленный нахлынувшим страхом, Шелестов попытался поднять голову и осмотреться, но острая боль, идущая от виска, пронзила его насквозь, и он громко закричал, машинально обхватил голову руками и вновь упал лицом в пыль. Потом он услышал стон, почувствовал запах гари и вкус крови во рту, потом понял, что бронетранспортер подорван — на мине или гранатой. Страх привел его в чувство быстрее, чем боль, и Шелестов снова поднял голову, увидел Рябцева, который, казалось, молится, сидя на коленях, ритмично опуская и поднимая туловище, обхватив руками живот.

"Водила, — сказал Шелестов насколько мог громко, поморщился и опять схватился руками за горячий и липкий лоб; каждое слово будто дубиной било по голове. — Посмотри, как там водила… Ты слышишь меня, Рябцев?"

Сержант продолжал молиться, не реагируя на слова командира, и тогда Шелестов встал на четвереньки, потом на ноги, покачнулся и тяжело прислонился к горячей броне. Так он стоял минуту, как сильно выпивший человек, который копит силы и рассудок для очередного движения. Но силы не пришли, Шелестов не стал делать бесплодную попытку взобраться на броню и заковылял к сержанту. Он увидел в борту оплавленную дыру грушевидной формы, приблизился к ней лицом. Из дыры била горячая струя, как из носика кипящего чайника, но Шелестов разглядел в почерневшей, неузнаваемой утробе машины буро-красную груду в дымящемся солдатском обмундировании.

"Из гранатомета, — сказал он. — Идти можешь, Рябцев?"

Сержант был тяжелым, ноги едва держали его. Он кряхтел, морщился до неузнаваемости и ругался. Шелестов тащил его по насыпи вниз, под мост. Там привалил к опоре и, согнувшись, стал отдыхать.

"Живот?"

"Не знаю", — процедил Рябцев, прижав обе ладони к животу.

"Сиди тут, — сказал Шелестов. — Я поищу оружие и свяжусь с нашими".

Рябцев поднял бледное лицо с посиневшими губами.

"Скорее всего, — едва проговорил он, — я скоро сдохну".

Шелестов ничего не ответил и стал карабкаться по насыпи вверх.

"Суки! Суки все! — стонал от боли сержант. — Месяц до дембеля остался…"

Шелестов ползал у бронетранспортера, отыскивая автомат. Оружие он повесил на крышку люка сразу же, как они отъехали от шашлычной. Взрывом его вряд ли могло повредить, но наверняка отбросило далеко. Он осмотрел дорогу, кювет и дальше, где начиналось поле, как вдруг почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Уверенность в этом была настолько велика, что он сначала упал плашмя в пыль, а потом только оглянулся. У полуразрушенной стены стояли две девочки и мальчик. Поймав взгляд Шелестова, они метнулись в сторону и исчезли, как в землю провалились.

Надо сваливать, подумал Шелестов, не то добьют. Он встал и, пригибаясь, побежал вдоль грязной речушки — дальше от моста, под которым остался Рябцев.

Сил хватило лишь на десяток метров. Шелестов заполз в прибрежные кусты, съехал по скользкой глине в воду. Что ж я его бросил-то, думал Шелестов, глядя во все стороны, что ж я, сука, оставил солдата одного?

Вода показалась ему почти ледяной, дыхание и сердце замерли в его груди. Он ухватился за ветки и попытался вылезти на берег, как вдруг увидел у бронетранспортера двоих людей с оружием, с зелеными налобными повязками. Шагнув назад, Шелестов бесшумно опустился в воду, сжал губы и — по самые ноздри.

Боевик с черной кудрявой бородкой стал размахивать руками. Второй, выполняя его приказ, побежал вдоль дороги, в противоположную от моста сторону. Бородатый продолжал стоять на прежнем месте — как раз напротив Шелестова. И смотрел, кажется, в его сторону. Потом медленно пошел вперед.

Шелестову не хватало воздуха. Если заметит, думал он, что тогда? Выскочить и врезать ногой в живот? Сделать вид, что сдаюсь в плен, а потом бежать?

Но бородатый не видел его. Он шел в метрах тридцати от речки, осматривая берег. Остановился и медленно пошел к кустам. Еще полминуты, и он будет рядом.

Шелестов глубоко вдохнул и, схватившись руками за донные водоросли, опустил голову в воду.

Раз, два, три, четыре… пятнадцать… тридцать семь…

Когда-то Шелестов мог проплыть под водой пятидесятиметровый бассейн — почти две минуты без воздуха. А сколько сможет выдержать теперь?

…девяносто шесть, девяносто семь…

Грудь начала болеть, будто распухала, будто там разгоралось пламя. Дыхание металось по легким, в темноте, взаперти, рвалось наружу.

Выдох.

Шелестов медленно, насколько мог медленно это сделать, поднял голову и, вытянув губы трубочкой, стал дышать, дышать, дышать.

Бородатого не видно. Куда он мог исчезнуть за две минуты? А тот, второй, возвращается.

Вдох.

Раз, два, три…

Гулкие удары. Что это, шаги или сердце бьется? Одно ухо оглохло — вода попала, теперь никак не вытряхнешь.

…сто два, сто три…

На этот раз труднее. Еще секунд десять от силы. Где же бронегруппа, где Лисков?

…сто девятнадцать, сто двадцать. Все!

Выдох.