Шелестова мутило. Аппетита не было. Куры были жесткие, как резина, и безвкусные. Их забыли посолить. Шелестов съел, сколько принял желудок, вынул из кармана спички и стал усердно ковыряться в зубах.
Вскоре, еще дожевывая, поднялся из-за стола и Лисков, кинул на стол недоеденный пучок лука, перешагнул через лавку, хлопнул по плечу Шелестова: "Пойдем на пару слов".
Он присел у очага, прикурил от головешки, протянул пачку Шелестову, хотя знал, что тот не курит.
"Развилку за мостом помнишь?"
"Помню."
"Пятачок там такой ровненький, а рядом сарай и шашлычная".
"Помню, помню, Тарас Петрович."
"Так вот, — подполковник затянулся, выдул дым себе на грудь. — Надо по быстрому туда смотаться. Проверишь дорогу, местность, заодно заглянешь в шашлычную, выполнишь маленькое поручение."
"Тарас Петрович! — Шелестов отступил на шаг и скорчил кислую физиономию. — Мне надо охранение на ночь расписать. Пошлите кого-нибудь другого, полно офицеров без дела мается!"
"Тихо! Тихо! — прервал его Лисков. — Наряды распишут сержанты. Тебе слетать туда и обратно — полчаса времени. Мы на разговоры больше потратим".
"Кроме Шелестова больше некому поручить ваши дела."
"Это боевое задание. Все, хватит воздух сотрясать, поедешь ты, и точка! Зато как вернемся, я тебя в отпуск отправлю".
"Вы мне это уже месяц обещаете".
"Ну, хватит! — громче сказал Лисков. — Слушай внимательно. Шашлычника зовут Асхаб. Скажешь ему, что тебя послал Лисков, и пусть, значит, гонит должок. Он знает, за что. Загрузишься — и сюда. На все полчаса, Шелестов. Поедешь на сто одиннадцатой броне, возьми с собой Рябцева. Усек?"
"Усек".
"Тогда валяй. На тебе еще сто баксов". — Он вынул из кармана поддельную купюру и впечатал ее во влажную ладонь Шелестова.
"Рябцев, ко мне!" — крикнул Шелестов.
"И еще! — вспомнил Лисков. — Отдай ему кораны. Скажи, это бакшиш от Лискова".
…Отражение бронетранспортера не уместилось на пыльных стеклах шашлычной, и Шелестову, чтобы увидеть свою голову, пришлось наклониться. Он снял шлемофон, кинул его в люк, причесал влажные волосы.
"Пошли со мной", — сказал он Рябцеву, спрыгнул на землю и пошел к шашлычнику, который высунулся из-за прилавка.
"Заходите, дорогие гости! — разведя руки в стороны, протянул шашлычник. — Покушайте, отдохните. Есть хорошая водка…"
Старик — не старик, с узкой лисьей мордой, востреньким носиком, заточенной книзу кудрявой бороденкой, черными кругленькими глазками с застрявшей в них ненавистью, расставлял стулья вокруг пыльного шаткого стола и думал о том, что этим молодым федералам скормит самое плохое мясо и напоит их самой дешевой водкой.
"Рюкзак взял?" — не оборачиваясь, спросил Шелестов у идущего следом Рябцева. Тот остановился, свистнул водителю, скучающему на броне. Водитель выудил из люка рюкзак командира, кинул его сержанту, но не докинул и равнодушно выслушал ругательства в свой адрес.
"Ты Асхаб?" — спросил Шелестов Хитрого Лиса.
"Зачем тебе Асхаб?" — вопросом на вопрос ответил шашлычник.
"Я от Лискова. — Шелестов поставил ногу на ступеньку, на колено — приклад автомата. — Если ты Асхаб, то гони должок. А вот тебе от него бакшиш".
Асхаб глянул на книгу, на чернильное пятно и почувствовал, как у него вспотели ладони. Чтобы скрыть свое волнение, он потянулся рукой к пиале, стоявшей рядом, и хотя чая в ней не было, пригубил ее и несколько долгих мгновений прятал за ней свои полные ненависти глаза… Это был коран его родного брата.
"Ну, так что?" — повторил Шелестов, терпеливо дожидаясь, пока шашлычник напьется воздуха. Сержант расхаживал по темной грязной кухне, рассматривал кастрюли, казаны, сваленную в засохшей мойке посуду.
«Я должен Лискову деньги, — медленно проговорил Асхаб, глядя в глаза Шелестову колко и жестоко. — А знаешь, за что? За двенадцать «калашей», три эрпэгэ и два ящика патронов калибра пять-сорок пять. Спасибо ему за это оружие. Теперь мы будем у вас, свиней, сливать кровь… Сейчас, сейчас я принесу тебе деньги…»
Он встал, поднял с пола чайник, пошел в подсобку и плотно прикрыл за собой дверь. Ошарашенный Шелестов не мог понять, правильно ли он понял шашлычника, а если правильно, то как относиться к его словам. «Я вернусь и прямо спрошу об этом Лискова!»
Асхаб вышел во двор, крикнул жену. Сутулая полная женщина неслышной тенью метнулась к нему, взяла чайник и исчезла в доме. Асхаб думал. Потом зашел в сарай, постоял минуту рядом с теплым, пахучим теленком, потрепал его за ушами, присел у кучи сена, разворошил его и вытащил нечто, завернутое в тряпку. Развернул, провел рукой по гладкой, хорошо смазанной трубе, оканчивающейся острым конусом, похожим на гигантскую шариковую ручку, и завернул, как было, в тряпку.
Во дворе он снова позвал жену, велел ей привести к нему сына. Глухонемой от рождения, большеголовый, со вспухшими коленками мальчик понимал отца по губам.
"Идем со мной, — сказал ему Асхаб. — Ты сделаешь все, что я скажу".
Глава 39