Обреченный

– Присаживайся тут, – сказал хозяин дома, указав на мягкое кресло возле дивана, и, когда гость присел, сам устроился рядом с на диване и глубоко вздохнул. Наступила тишина. Мансур видел, что его друг собирается с мыслями, чтобы что-то важное сказать, и потому не хотел нарушить это безмолвие первым.

– Знаешь, Мансур, – начал наконец Ахмед, – мутное тут дело. Все объято фитной30, все смешалось, не поймешь, кто за что сражается. Вначале все было не так. Народ поднялся свергнуть этого диктатора, враг был известен и понятен. Было всего лишь два лагеря – они и мы, была какая-то ясность. Потом вдруг, откуда не возьмись, нарисовался этот ИГИЛ31

, после которого приперлась Америка вместе со своим блоком, затем Россия, Иран, тут и Турция подключилась. У каждого из этих больших государств имеются свои интересы на земле Сирии, а значит, разумеется, есть и свои агенты, которыми напичкано тут все, и, как следствие, есть деньги, большие деньги, пущенные в ход во имя достижения своих целей. Начали появляться все новые джамааты с лозунгами о джихаде, и глава каждой из которых утверждает, что именно его группа сражается за истину на пути Аллаха. В итоге муджахиды раскололись и стали враждовать между собой. И это при том, что многие из этих рядовых добровольцев пришли сюда со всех уголков мира с одинаково чистыми намерениями помочь единоверцам, готовые на пути джихада отдать свои души. Но в итоге, уже не зная – да и откуда им знать – кто из этих амиров на истине, они мечутся, и в конце концов, доверившись интуиции или советам старых знакомых, примыкают к тому или иному джамаату. Потом утверждаются во мнении, что именно он и следует Корану и Сунне, и начинают враждовать со всеми, кто не разделяет из взглядов. Короче, испортили дело религии. Но, как мы знаем, делам воздается по намерениям. И, конечно, каждый погибший здесь – мы в это верим – станем шахидом. Но все равно печально и тяжело, когда нет единства, отсутствие которого мешает достигнуть общей цели. И поэтому я выступаю против того, чтобы сюда приезжали новые братья… Ну ладно те, которых преследуют, как тебя, это я еще понимаю…

В этот момент из-за слегка приоткрытой двери тихий женский голос сообщил, что стол накрыт. Так более и не показавшись, жена Ахмеда скрылась в другой, отдельной, комнате. Хозяин с гостем прошли на кухню и сели за обильно накрытый стол.

– Так вот, о чем это я? – сказал Ахмед, желая продолжить свой рассказ. – Ах да! Ну, короче, такие вот тут дела. Когда приходится стрелять в этих простых и наивных парней, которых привело сюда то же, что и тебя – благое намерение, это очень тяжело и печально. Но и не стрелять ведь не можешь, потому что иначе он, будучи уверенным в своей правоте, просто убьет тебя. Иногда я и сам сомневаюсь, на истине ли я? Может, это они на правда, а я следую заблуждению. Я просто уверен в своем командире, ну а как же дальше? Ведь за ним тоже стоят люди, в которых я никак не могу быть уверенным, потому что просто не знаю их. Как гласит поговорка: «Тебе-то я доверяю, но не могу доверять тому, кому доверяешь ты». Вот такие вот тут возникают вопросы, которыми мы у себя дома не задавались, понимаешь? И это куда сложнее, чем просто сражаться. Ведь, в конце концов, не за деньги же сражаешься, не ради званий. Хоть и такие здесь, как оказалось, имеются, – он замолчал. А потом сказал Мансуру, который, слушая его, так и не притронулся к еде, «Да ты кушай, кушай». Ахмед засуетился, накладывая в тарелку гостя мясо, хоть там его и так было полно, подвигая разные блюдца.

– Да хватит, перестань, – улыбнулся Мансур. – Я достану.

Они приступили к еде. И Ахмед продолжил:

– И все здесь теперь так устроилось, что на чьей бы стороне ты ни бился, то, волей – не волей, ты, получается, выполняешь задачу одной из этих больших стран, ни одной из которых не волнует ни судьба народа Сирии, ни довольство Аллаха; они просто решают свои, как это принято называть, геополитические вопросы. Но, как я уже сказал, своему амиру я доверяю, мне не в чем его подозревать. И как там дальше дела обстоят – я судить не могу. И повернуть вспять я тоже не могу, а то, боюсь, это будет бегством с поля боя, что, как ты знаешь, является одним из тяжких грехов, которое смывается лишь сражением на воде… Где уж в наше время будешь вести морские битвы? – он усмехнулся. – Впрочем, на Шуре сам многое поймешь, – сказал Ахмед, как бы заключая свою мысль, после чего они чуть бодрее приступили к трапезе, вспоминая общих знакомых.

– Как там наш игиловский Хамзат поживает? – спросил с улыбкой Мансур.

Это был их общий знакомый, который сражался на стороне ИГИЛ32. Среди номеров телефона, которые Мансур переписал со своего старого телефона в Краснодаре, был и его. Но звонить ему он решил только в крайнем случае, потому что критиковал его позицию и часто вступал с ним в спор. Но это было давно. В последний раз они переписывались более полугода назад.

– А, этот террорист, – сказал Ахмед с грустной усмешкой.