Обреченный

– Ну милый, я все тебе объясню, ну прости меня. На то были свои причины. Я не могу без тебя, честно. Ну, не дуйся, пожалуйста, – она так соблазнительно надула губки и с театральным умилением посмотрела на него, что он тут же смягчился. Она это заметила, мило улыбнулась и сказала: – Ну так что, можно мне войти? Или у тебя там кто-то уже есть? Ты уже успел кого-то завести, да? Признавайся!

– Ко мне брат приехал.

–Кто? Виктор, что ли?

–Да. И я сказал ему, что между нами все кончено.

–Но это ведь не так, верно, милый? Ты же меня любишь, ну скажи правду, любишь ведь? И раньше любил, и теперь любишь. Ведь не мог ты меня так быстро разлюбить. Ну не молчи, родной.

–Может и люблю, но это уже ничего не значит, – в эту минуту в нем переплелись гнев обиды и чувственное к ней влечение. Ему хотелось ее прогнать, но он понимал, что так навредит лишь себе самому. Он не хотел ее терять повторно.

– Нет, для меня значит. Если любишь, то значит, – сказала она серьезно. – Ну так что, любишь или нет, а?

– Люблю, – ответил он тихо и с чувством, и Вика уловила в этом признании нотки искренности. – Любил и люблю.

– Дорогой, я тебя тоже люблю. А теперь позволь нам зайти внутрь, или мы так и будем здесь стоять?

– Нет, милая, не сейчас. Я тебе позвоню… У тебя тот номер включен?

– Сегодня же включу.

– Вот и хорошо. Я на днях тебя наберу, о′кей?

Вика не стала дальше слушать. Она тихо вернулась в постель, легла и про себя уже решила, что завтра будет делать.

Если Андрей сам не заговорит с ней об этой девушке, не скажет, что она приходила, и что он, чтобы она отстала, был вынужден ей соврать, сказав, что все еще продолжает ее любить и так далее, значит, думала Вика, он и в самом деле любит эту Лену. А если так, то ей, Вике, здесь больше делать нечего. И за ней в Краснодар он, значит, приехал только после того, как та его бросила.

Вскоре Андрей вернулся, выключил компьютер и лег рядом. А она, лежа к нему спиной, еще долго продолжала думать, молча проливая слезы.

Утром следующего дня Андрей и не заикнулся о ночной гостье, но вел себя как-то неуверенно, словно все время пытался в чем-то признаться. Вика заметила это и все же была с ним нарочито мила. Она приготовила ему вкусный завтрак, бережно завязала галстук, но, провожая в прихожей, целовать, как обычно, не стала. Вместо этого она просто пожелала ему хорошего дня. Потом, когда он ушел, приобрела через интернет билеты в Краснодар, собрала свои вещи, вызвала такси и поехала в аэропорт Хитроу.

Дожидаясь объявления о посадке на самолет, она написала ему лишь одно сообщение: «Вчера вечером я стояла за дверью и все слышала. Желаю вам счастливой жизни». Через несколько секунд после этого на экране ее телефона высветилось его имя – он звонил ей. И Вика, утирая слезы обиды, сбросила вызов. После шестого сброса, как бы желая дать ему шанс, а вместе с тем и самой убедиться в правильности своего поступка, она приняла вызов и приложила телефон к уху.

– Алло, Вика! Ты не так все поняла, погоди! Ты сейчас где? – проговорил быстро Андрей.

– Ты ее любишь? – спросила она просто.

– Да при чем тут это? Я тебе все объясню. Где ты сейчас? Ты дома? Я приеду!

– Да или нет?

– Ну послушай, давай я приеду и мы с тобой спокойно обо всем погово…

Не дав ему договорить, она отключила связь и выключила телефон. Теперь уже все было понятно, – исчезла всякая основа для надеж и сомнений. Она поступает совершенно правильно, и другого выбора у нее просто нет. Он ее любит. Теперь она вернулась и… Да что об этом думать? Все и так ясно дальше некуда.

Вика вдруг поразилась тому, с каким хладнокровием она ко всему этому относится. Она даже не плачет. А слезы – так это всего лишь слезы не оправдавшейся надежды, но теперь и они уже высохли. «Значит, – заключила она, – я его все же не люблю. Я всего лишь пыталась и желала поверить в эту любовь, но это не была любовью. Это был самообман».

И тут она вспомнила про Мансура. Где же он сейчас и чем занят?

По прилету в Краснодар, она взяла такси и сразу же направилась к своей второй квартире, где жил Мансур. В ней оставалась надежда, что он все еще находится там, хоть и знала прекрасно, что это маловероятно.

Быстро взбежав по лестнице наверх, она дернула ручку двери – заперто. Проведя рукой поверх наличника, нащупала ключ, и всякая надежда тут же померкла. Открыв дверь, она вошла и, с замиранием сердца приговаривая «Мансур», сама не понимая, зачем она это делает, обошла все комнаты, чувствуя при этом, как звучавшая в ответ тишина и пустота помещений наводят на нее нестерпимую грусть. Ей казалось, что она задыхается – от волнения и потому, что в квартире, которая не проветривалась долгое время, царили духота и не совсем приятный запах. Она вернулась в гостиную, включила свет, чтобы хоть как-то развеять мрак души. Потом отварила створку окна и опустилась на то самое кресло, в котором сидела в ту последнюю ночь, когда они здесь были вместе.