Обречённые на мытарства

– О чём задумался? – тихо спросила Василиса.

– О том, Василиса прекрасная, что уже завтра каждый из нас пойдёт своей дорогой. И не ты, и не я не можем знать, куда она нас заведёт.

– Не хочу говорить о грустном.

– Я тоже не хочу, да в сердце помимо моей воли пробирается непрошенная тоска, – проговорил Василий. – Мне кажется, теперь я и воевать буду иначе.

– Иначе – это как?

– С постоянной мыслью о тебе…

– Это плохо, – сказала Василиса сурово.

– Почему?

– Потому что на фронте посторонние мысли могут сослужить злую шутку.

– Видишь ли, – Василий на секунду задумался, – когда идёт бой – посторонним мыслям нет места. Они приходят в голову лишь после боя, в минуты полной тишины. Или хотя бы временного затишья. И когда я мысленно побуду с тобой, мои действия будут более взвешенными. Не столь беспечными, как прежде.

– Не буду спорить с тобой, Вася. Тебе лучше знать. Зато я знаю другое, – Василиса повернулась к нему лицом, встала на цыпочки, заглянула в глаза. – Куда бы не повели нас стёжки-дорожки – мы теперь всегда будем вместе. Одним целым. Если не в реальности, то хотя бы в мыслях.

– Какая ты у меня… – дрогнувшим голосом произнёс Василий и привлёк её к себе, поцеловал.

Потом они ушли на берег реки, долго прогуливались вдоль берега и часто останавливались, чтобы поцеловаться.

Вечером капитан Суворов уехал на фронт, а она проплакала всю ночь…

…Василиса дошла до дверей общежития, остановилась под навесом, посмотрела в направлении мерцающего фонаря. Дождь не только не утихал, а припустил ещё сильнее.

«Надо же, как разошёлся, – с недовольством отметила она про себя. – Третий день подряд не унимается. Наверно, всю ночь будет ещё лить, не переставая. Хоть бы утром прекратился, чтобы к маме сходить посуху».

      Василиса сняла плащ, стряхнула с него воду, затем снова надела и зашла в здание.

Девчата спали крепко и даже не пробудились от скрипа входной двери в комнату. Не зажигая свет, Василиса наощупь осторожно пробралась к своей кровати, разделась, улеглась в постель. Мысли вновь вернулись к Василию…

… Она познакомилась с ним два месяца назад. За две недели до этого Василиса случайно повстречала на станции Феню, с которой свела её судьба на лесоповале. Они обнялись, разговорились. Феня полгода, как перебралась в город, работала санитаркой в госпитале. Она-то и уговорила Василису выступить с концертом перед ранеными.

– Ты знаешь, Васска, как они слушают нас! – взахлёб рассказывала Феня. – Пожилые мужики даже плачут – так берут за душу наши песни! Дом вспоминают, наверно, жен да матерей своих, потому и плачут. Только вот, к сожалению, мало у нас артистов, разнообразие нужно. Мои песни поднадоели им. Пою по пятому кругу. Нужен новичок и свежие песни.

– Времени у меня совсем нет, – не соглашалась Василиса. – Постоянно в поездках. Если и выпадет несколько свободных часиков – бегу сразу к маме. Она ведь у меня в одиночестве пребывает.

Феня не сдавалась и решилась на шантаж.

– А у меня сын четырёхлетний на руках! И что? Сейчас война, подруга. Вокруг не найдётся ни одного человека, у которого не было бы проблем. Представь, каково раненым, которые остались без рук, без ног, или лишились зрения? Каково им лежать с тяжёлыми мыслями в голове? Для них твоя песня будет отдушиной, самым лучшим лекарством. Ты можешь это понять? Неужели твоё сердце и душа стали такими чёрствым, что чужое горе тебя больше не трогает?

– Ну, ладно, уговорила, – согласилась Васса. – Когда?

– В любой день, как будешь свободна. Гитара в госпитале имеется.

Свободное время появилось лишь через две недели. Если бы в диспетчерской не зашёл случайный разговор о раненых, она и не вспомнила бы, наверно, о своём обещании подруге.

«Васска! Как же ты могла забыть?! Как тебе не стыдно?!» – поругала она себя. – Ты ведь слово дала Фенечке».

Через час она помчалась в госпиталь.

Тот концерт был представлен вдвоём с Феней. Несмотря на то, что самодеятельных артистов в этот день было только двое, палата заполнилась ранеными до отказа. Они расположились где только можно: на принесённых стульях и табуретах, на кроватях, на подоконниках и даже на полу. Их лица в нетерпеливом ожидании были устремлены на импровизированную сцену. Среди собравшихся зрителей Василиса увидела несколько человек с полностью забинтованными лицами. Лишённые зрения раненые пришли слушать.

«Права Феня, – с жалостью подумала Василиса. – Этим людям действительно не важно, какую я песню исполню для них. Песня им нужна, чтобы на какое-то время забыть о войне и болях, отвлечься от тягостных и нескончаемых дум, поверить в полное выздоровление».

Пока Феня солировала под аккомпанемент пожилого гармониста из числа выздоравливающих, Василиса с неподдельным интересом обводила взглядом раненых.