Обречённые. Том 1

Пробуждение пришло рывком — и уж точно было менее приятным, чем погружение в нирвану. Ныло, словно его усердно пинал покойный Забойщик, всё тело. Голова кружилась и горела, будто засунутая в печку, виски зверски ломило, его подташнивало — будто количество полученных миллирентген, наконец, перешло в качество. А ещё зверски, просто чудовищно хотелось пить. Будь рядом горшок с мочой, он, честное слово, ещё сказал бы «спасибо». Но не было даже мочи, а было…

Он лежал на чём-то мокром, стылом и вонючем. Над головой нависли облепленные слизью ветки, покрытые склизким мхом. Листьев на них почти не было, а те, что были, одного со стволом цвета. Ещё выше было свинцовое небо, местами с бурыми, местами с гнойно-жёлтыми вкраплениями, кое-где цвет сгущался до почти чёрного. По небу плыли дымные космы, часть из них опускалась вниз, превращаясь в вонючий, душный смог.

Что было до похода к краникам, Эрхард с пятое на десятое, но помнил. А вот что он и остальные вытворяли ночью, с момента, как присосались к краникам — как отрезало. Долбанные медведи, долбанные казаки — ведь он знает достаточно, чтобы понять глупость той статьи, а вот же, полезла чушь всякая в голову. Правильно говорят про сон разума. «Интересно, а не были ли казаками эти мутанты? — подумал он. — Но это что же тогда получается — что я… с ними…» Мэтхен бы покраснел, не будь ему так хреново. Сейчас, будь под рукой зеркало, он увидел бы лишь чумазое, бледное с похмелья лицо.

Болело всё тело, но Эрхард превозмог себя и перевернулся на живот (ещё раз извозившись в грязи), потом встал на четвереньки. Теперь можно разглядеть ствол злосчастного дерева, за ним — редкий лес таких же чахлых и болезненных растений. Листьев тоже почти не видно. Пару раз метрах в пяти пробежали какие-то бурые раскормленные твари — наверное, те самые крысосуслики и просто крысы, разок пролетела голошеяя, как стервятник, ворона вроде вчерашней — больше никакой фауны не было и в помине. Опираясь на осклизлый ствол дерева, Эрхард поднялся. Теперь голова кружилась сильнее, усилилась и тошнота. Сдерживаться Мэтхен больше не мог, и пару минут его просто выворачивало наизнанку. Ему не было так плохо даже после студенческих оргий с портвейном и виски. А как местные-то выживают? Или и правда поправляются из луж? Во рту был непередаваемо мерзкий вкус — он просто не знал, что надо съесть, чтобы такой получился, то есть теперь знал — а ещё сушь, как в нынешнеё Африке. В то же время нестерпимо, до рези внизу живота, хотелось в туалет.

Подкуполянин бы просто расстегнул прорезанную в комбинезоне дырку, и… А многие и расстёгивать бы ничего не стали, уповая на то, что ткань высохнет. Мэтхен до таких высот ещё не дорос — но проблема была даже не в этом. В Забарьерье за попытку помочиться, где не положено, можно нарваться на робота-полицейского и огромный штраф. А неположенными были все места, кроме платных туалетов и своих, личных. Так что идёшь в лес — имей с собой канистру, потом сольёшь в ближайшем туалете. И не стоит уповать, что вдали от города нет полисменов. Зато есть камеры, датчики запахов, следящие за сохранностью экологии беспилотные летательные аппараты с голубя величиной — ты их не видишь, а они тебя — видят всегда. По возвращении, дома, или, что хуже, в офисе, будет ждать штрафная квитанция. Привычка к постоянной слежке, следить за каждыь словоь и каждым действием въелась жителям Свободного Мира в плоть и кровь. Уже сто двадцать шесть лет, как приняли «закон Хаммерфилда», обязывающий в целях борьбы с терроризмом установить камеры слежения во всех помещениях, включая частные и жилые.

Тоже, между прочим, интересная тема — не менее запретная, чем Россия. Именно тогда Свободный Мир получил в безраздельное господство всю планету. Почему? Мэтхен подозревал, остальные попали под удар отточенных до совершенства «гуманитарных операций». Вроде бы ни войн, ни революций — а миллиарды людей куда-то делись, очищая планету для истинных хозяев жизни. Для тех, кого давно, чуть ли не в Первую Холодную, прозвали «золотым миллиардом».

Именно тогда, в начале прошлого века, едва провозглашённый Свободный Мир обрёл немыслимое могущество. Но сколько-нибудь умные люди в уходящем в небытие Третьем Мире понимали, откуда у их бед растут ноги. И мстили, как могли — а могли, пожалуй, только подорваться в людном месте, забрав с собой на тот свет побольше «неверных». Соответственно, и Свободный Мир начал принимать меры: президент Североамериканской Конфедерации Хаммерфилд гремел на весь мир: «Демократия предполагает сознательность граждан и их готовность её защитить. Те, кто не готовы поступиться частью ради целого, скоро потеряют и целое, и часть». Новосозданная Европейская Федерация подхватила призыв: за Законом Хаммерфилда последовало аналогичное постановление Председателя ЕФ. Ну, и понеслось…