Обречённый на одиночество. Том 1

Остановившись на опушке, Алхаст окинул взглядом лес. Бук, граб и ольха росли здесь в полном согласии единой и дружной семьей, нежно касаясь друг друга лохматыми своими ветвями. Он прошел вглубь леса. Ему нужно было дойти до вековых дубов. Они росли чуть дальше, на высоких склонах Искарга⁸, удерживая своими мощными корнями почву от сползания вниз, к речке. Вскоре показались и их ровные, словно выстроенные кем-то ряды, порядок которых изредка нарушался молодой порослью. Алхаст выбрал сухостой и нарубил сухих веток ровно на одну вязанку, сопровождая каждый взмах топора восхвалением Всевышнего. Перетянув вязанку ремешком, приторочил топорик. Проделав все это, спустился к речке, чтобы умыться и немного отдохнуть. Как человек, для которого эти места были своими, родными, Алхаст не мог вернуться, не пошептавшись с озорливой, словоохотливой речушкой.

Суетливым ужом извиваясь между корневищами огромных дубов, тихо и опасливо плелась она по узенькому руслу, словно боясь, что эти зеленые великаны, мифическими нартами закрывавшие все небо, обнаружат у своих ног и тут же выпьют ее воду всю без остатка. То прячась в густых зарослях папоротника, то заползая под толстое покрывало опавшей листвы… чуть поодаль снова выныривая на поверхность, будто для глотка живительного воздуха, и тут же пропадая вновь… неспешной трусцой бежал к аулу немноговодный Искарг.

Алхаст снял рубашку и умылся, с наслаждением обтирая водой торс. Довольно прохладная для этого времени года влага взбодрила. Молодой человек вспомнил притчу, которую не раз слышал от стариков.

Когда гость пожаловался на долгую и трудную дорогу, говорят, мудрый хозяин спросил его: «Ты разве не отдыхал в пути?». «Отдыхал» – ответил тот. «И сколько раз?» – снова спросил хозяин. «Три раза» – был ответ. «А снимал ли ты обувь вовремя отдыха?» – последовал новый вопрос. «Да, один раз во время отдыха обувь снимал, чтобы размять ноги» – ответствовал гость. «Значит, ты отдохнул только один раз» – подытожил хозяин. Снимая обувь и носки во время отдыха, человек сгоняет усталость не только с ног, но и со всего тела… видимо, эта самая усталость согласна уходить только тем же путем, которым и приходит к человеку.

Алхаст снял обувь, опустил ноги в воду и, глубоко вдохнув чистейший, ароматный лесной воздух, медленно закрыл глаза. Вода ласкалась, заигрывала, будто почувствовала в нем близкого по духу товарища, давнего друга, преданного и понимающего, по которому она скучала. Ее тонкие струи облизывали ступни ног Алхаста, шекочуще-мягкими прикосновениями разливали бодрящую, здоровую свежесть по всему телу.

Сквозь густую листву время от времени проскакивал одинокий лучик солнца. Когда его обжигающе-острый кончик касался лица Алхаста, щека подергивалась, словно от наглого прикосновения назойливой мухи. Так и сидел, лениво помахивая отломленной веточкой, чтобы отогнать комаров и оводов, норовящих полакомиться кровью редко появляющегося здесь изнеженного, тонкокожего человека. Вокруг была тишина, лишь изредка нарушаемая одинокими нотками птичьих напевов да чуть слышным шепотом листьев, подстраивающихся под еле заметное дуновение теплого ветерка. Алхасту хотелось пробыть в этом уюте и покое как можно дольше, и в аул совсем не тянуло.

Через какое-то время идиллию Алхаста нарушили человеческие голоса, которые доносились из густо заросшего противоположного склона. Открыв глаза, он посмотрел в сторону чащи. Кроме зелени листвы и папоротника, ничего не было видно, однако голоса приближались. Вскоре уже можно было отчетливо разобрать слова. Среди довольно грубых мужских голосов тонкостью и чистотой выделялся женский. И принадлежал он, несомненно, женщине молодой.

Голоса приблизились к речке шагов на двадцать дальше от Алхаста. Между ним и теми людьми возвышался продолговатый бугорок, который скрывал их друг от друга. Чтобы заметить Алхаста, они должны были перейти речку и пройти далеко вверх по тропинке, поднимающейся по восточному склону. Уверенные, что их никто не слышит, неизвестные продолжали разговор.

Алхаст не спешил выдавать свое присутствие, надеясь, что они не задержатся у речки и продолжат свой путь. Но те, видимо, тоже, как и он, решили отдохнуть у воды.

– Сегодня, кажется, снова будет жара, – сказал грубый бас. Он мог принадлежать полноватому, крупного телосложения мужчине лет сорока, любителю обильно поесть и с сильной глоткой, которая, очевидно, регулярно смазывалась жирной пищей. Это был голос, не раз ругавший людей, провинившихся в чем-то перед его обладателем, либо просто слабых. – Еще только утро, а такая духота, будто уже полдень. Через пару часов будет настоящее пекло. Надо поторапливаться, идти еще далеко. Билкис, ты сегодня же должна встретиться с Сарат. Растолкуй ей, что нам от нее нужно. И пусть поторапливается, каждый день на вес золота. Если опоздаем, считай, все пропало. Это не тот поезд, который можно догнать.