– Ну-ну, не так быстро! Что за спешка? Все такой же! Вечно, как конь на скачках! Потом, попозже…
Имран вскинул руку, как бы пытаясь остановить поток дальнейших слов.
– Всякие твои потом будут потом. Я ведь еще в полдень узнал о твоем приезде. По правде говоря, был уверен, что первый дом в ауле, куда войдешь после столь долгой разлуки, будет именно мое скромное жилище… Нет, ты это специально! Хочешь обидеть меня!
– Да ладно, не преувеличивай… Просто не хотел отрывать тебя от дел, собирался вечерком нагрянуть…
– Собирался он нагрянуть, – передразнил Имран друга. – Ладно, позже поговорим, а то меня братья-мюриды, не ровен час, накажут за опоздание.
После того, как мулла по-арабски продекламировал обычный для мавлида текст и дополнил его короткой проповедью на чеченском, мюриды совершили зикр, в бешеном ритме описывая круги по просторной комнате, хлопая в ладони и от души притопывая.
Пока молодежь раскладывала еду перед мюридами, Алхаст нашел время, чтобы коротко пообщаться, вернее, поделиться новостями с сестрами и невестками. Терпеливо выслушав от них ставшие уже традиционными упреки в том, что он редко бывает в ауле и как его за это следовало бы наказать, Алхаст позвал Имрана и уединился с ним вглубь сада.
Друзья присели на скамеечку под яблоней.
– Имран, мне нужно пойти сегодня в лес.
– В какой еще лес?
– Чухажийлане.
– Зачем это? На ночь глядя?
– Ну, надо мне. Если Солта узнает, вопросов не оберешься, а то и вовсе может не пустить.
– И правильно, кстати, сделает. Что ты забыл в этой глуши?
– Я сегодня был там. Просто прогуливался по лесу и забрел… Ты же знаешь, сколько воспоминаний связано с этим местом. Разве мог я вернуться, не испив водички из Чухажийлинского родника?! Ноги не стали бы слушаться… Встретил старца по имени Овта. Может, и тебе доводилось его там видеть. Так вот, он настоятельно просил, чтобы я пришел к нему. И почему-то именно сегодня.
– Зачем ты ему? Я знаю Овту. Очень хороший человек, праведник. Правда, нелюдим, мало с кем общается. Интересно, какое у него к тебе может быть дело?
– Честное слово, Имран, не знаю. Он говорил, что был дружен с Абу, наверное, хочет рассказать о нем…
– А почему нельзя сделать это днем, за чаем и медом. У него бывает чистейший и вкуснейший мед.
– Я же говорю, не знаю. Как бы то ни было, я обещал прийти и слово свое сдержу.
– Прекрасно, значит пойдем вместе!
Алхаст покачал головой, давая другу понять, что об этом не может быть и речи.
– Нет, конечно. Я пойду один. Проведу ночку в беседе со старцем и к утру вернусь. Тем более, и идти-то не очень далеко. И вообще, разве лес и эта просека не были нам родными и уютными, как отчий дом? И разве не провели мы там десятки, а то и сотни ночей… И вместе, и в одиночку…
– Место действительно недалекое… Вместе же все равно будет веселей. Кстати, ты можешь этого и не знать, но леса наши давно уже не так безопасны, как в годы нашего детства. Там нынче бродят какие-то типы, далеко не миролюбивые, и их очень много, достаточно среди них и чужеземцев. И что им здесь нужно?! Мы в последнее время ходим туда с опаской, без былой беспечности. Днем-то еще куда ни шло, но ночью… Нет, одного я тебя туда не пущу.
Алхаст легонько хлопнул друга по плечу.
– Нет, Имран, я пойду один. У меня нет ни кровников, ни врагов. И никому я ничего дурного не сделал, чтобы опасаться кого-то.
– Эх, Алхаст, если бы в этом мире страдали только виновные, его бы не называли несправедливым. – Имран помолчал. Потом, видимо, что-то решив для себя, добавил: – Ладно, будь по-твоему, поступай как знаешь.
– Что же сказать Солте?
– Вместе уйдем ко мне, оттуда и пойдешь.
Алхаст молчал.
– Ты что, прямо сейчас пойдешь? – спросил Имран.
– Да, я обещал быть там после ночной молитвы.
Имран направился к дому.
– Идем в дом. Попрощаемся там со всеми и пойдем.
Когда Алхаст стал прощаться, сестры и невестки обиделись.
– А ну, хватит! – прикрикнул на них Солта. – И правильно делает, что идет к Имрану. Нет на земле ничего лучше верного друга, это сладкий плод, наполняющий жизнь мужчины ароматом. Можете не сомневаться, они найдут о чем поговорить, скучать точно не будут. Ребята не из тех, кто часами тренирует челюсти за обильным столом, набивая ленивое брюхо. Идите-идите, доброй вам ночи.