Обрести себя

Танина мечта сбылась. Со школой ей тоже очень повезло. Она находилась всего в десяти минутах энергичной ходьбы от Киевского вокзала. Это было просто прекрасно! Школа была отличная, с замечательным педагогическим коллективом.

Директором школы был Соломон Яковлевич Гиммельфарб. Он буквально жил на работе. Его стараниями школа приобрела высочайший авторитет. Люди так ее и называли – «Школа Гиммельфарба». Родители во всем районе стремились послать детей именно в нее.

Таня, когда вселилась в свой угол, заметила на стене комнаты большую фотографию военного с генеральскими звездами на петлицах.

– Муж мой, на войне погиб,– коротко пояснила Анна Павловна.

– Странно,– подумала тогда Таня. Вдова генерала, она, наверное, должна жить в своей квартире, в Москве, получать хорошее пособие за мужа, а живет в коммуналке, да еще угол сдает.

Анна Павловна была приятной женщиной, интеллигентной, начитанной, любительницей литературы. Дети ее выросли и жили своими семьями в других городах. Жила Анна Павловна на свою скромную пенсию. Доход от сдаваемого «угла» помогал ей свести концы с концами.

Прошло несколько месяцев. Была глубокая осень. На улице шел проливной дождь. К тому времени Анна Павловна и Таня не только привыкли друг к другу, но как-то сроднились.

– Танюша, давай-ка почаевничаем,– сказала Анна Павловна. Я пирожки вкусные испекла. Посидим, поговорим.

Свет абажура очерчивал круг, освещая сидящих за столом Таню и ее хозяйку. Было уютно, душевно. Они сидели, беседовали о жизни, Таня рассказывала о работе.

– Анна Павловна, вы меня извините, что я вас спрашиваю об этом,– осмелилась Таня. Я никак понять не могу. Конечно, я очень рада, что вас нашла, но… почему вы в коммуналке, почему угол сдаете? Вы же вдова генерала, у вас квартира должна быть, хорошее пособие за мужа.

– Нет у меня ни-че-го! Если бы не дети, да мужнины друзья, которые помогают какую-то приработку с переводами найти…

Анна Павловна печально вздохнула.

– Ты, Танечка, очень хорошая девушка. Я вижу у тебя золотая душа.

– Ну что вы, Анна Павловна, я обычная, я как все.

– Нет, Танечка, уж поверь мне, я разбираюсь в людях. Довелось повидать и пережить. У меня, Танечка, постоянно душа болит, из-за той страшной несправедливости, жертвой которой стал мой муж…

– А что с ним случилось, Анна Павловна?

– Я тебе, Танечка, как родной расскажу, а ты послушай.

Анна Павловна посмотрела на Таню и начала говорить твердым, бесстрастным голосом.

– В страшном 41-м году танковый корпус, которым командовал мой муж, был полностью разгромлен, – начала свой рассказ Анна Павловна. С боями он вывел оставшихся в живых из окружения, но был обвинен в потере управления, …

Анна Павловна на минуту прервала свое повествование, вытерла слезинки в уголках глаз и продолжила.

– …так вот, моего Женю, то есть Евгения Георгиевича, обвинили в трусости, гибели корпуса, отдали под трибунал и расстреляли. Вот так-то, Танечка. Попытался заступиться за него только один из командиров, начальник его штаба полковник Яков Абрамович Зарецкий. Он рапорт написал на имя высокого начальства. Так и его тоже под трибунал и расстреляли вместе с мужем. Потом после войны, его вдова, Софья Евсеевна, нашла меня. Она рассказала то, что смогла узнать от одного из командиров. Этот человек прошел всю войну, сам генералом стал, а мужей наших не забыл. Стал он наводить справки. Не хочу вдаваться в подробности, только знаю, что на мужей наших списали грехи начальственные. Кто-то ведь должен был быть во всем виноват? Вот они моего мужа и Зарецкого под топор и кинули. Начальники эти сейчас с большими звездами на погонах ходят, а мужья наши оболганные в безвестной могиле лежат.

Анна Павловна замолчала, потом продолжила.

– Эх Танечка, Танечка, если бы ты знала, как эти звезды достигались, какой страшной, кровавой ценой? Нет, конечно, нельзя обо всех говорить одинаково, но… Я ведь вначале в Генштабе переводчиком с немецкого была. Когда мужа расстреляли, меня из квартиры немедленно выкинули, со службы убрали. От меня мои бывшие друзья да сослуживцы шарахались, как от прокаженной, в упор не видели. Но были люди порядочные, что не испугались, в беде не бросили. Мужнины друзья сильно помогли. Пристроили в одну контору, подальше от глаз. И с коммуналкой помогли и с работой. Были у меня две подруги на службе, настоящие подруги. Не оставили меня, не отвернулись. Хоть редко, но с ними встречалась. Рассказывали мне правду. Ужас! Ты даже представить себе не можешь, какой кровавой ценой эта победа нам досталась! Все в секрете держат! Правды горькой боятся!

Анна Павловна замолчала и долго смотрела перед собой, словно переживала все заново.

– Когда Софья Зарецкая нашла меня, – продолжила Никитина, решили мы за доброе имя мужей наших бороться. Начали писать, хлопотать, да без толку. Все, как в стенку. Только отписки получаем. Ссылаются, что документы все засекречены и все.

Таня посмотрела на свою хозяйку. Анна Павловна сидела и молча крутила в пальцах чайную ложечку.

– Ты, Танечка, угощайся, угощайся.

Анна Павловна подлила Тане чаю.