Обрести себя

В этом-то Арион, конечно, не сомневался. С каких пор знает Андронаке, не видел его невеселым или удрученным заботами. Ничем его не проймешь. Имя его в селе стало нарицательным для лодырей и равнодушных. Если какой-нибудь хозяин не замечал, что забор его усадьбы рушится, жена стыдила его: «Будто у Андронаке — все разваливается». Когда какая-нибудь мать хотела упрекнуть свое сокровище, что растет трутнем, она говорила: «Вылитый Андронаке — ни с горы, ни в гору». Известность не беспокоила Андронаке. Он жил себе, как ему хотелось, ходил среди людей, не заражаясь их суетой и волнениями. Даже рыбалка не увлекала его. Много раз, видя, что поплавок ушел под воду, он забывал вытянуть удочку. А если удавалось вытащить рыбку, он смотрел на нее, как на источник неприятностей. Нужно еще нести ее домой, чистить, мыть, варить, а это так утомительно. Он взвешивал ее на ладони и отпускал обратно в речку. Если поблизости кто-нибудь оказывался — отдавал тому с условием, чтоб ему дали миску ухи. Несмотря на это, он каждый день шел к речке. Ему нравилось дремать здесь с открытыми глазами, держа ступни ног в воде.

Когда ударяли заморозки и поля пустели, его собственный участок оставался неубранным. Засеивал он его обычно кукурузой, чтобы меньше было возни. Но убирать все равно не успевал. Только зимой, когда нужда брала за горло, он с мешком под мышкой выходил на свой участок, с грехом пополам набирал полмешка початков и питался ими. Его спрашивали:

— Чего не попросишь в колхозе машину, чтобы сразу привезти весь урожай?

— Ничего, ему и там хорошо, — отвечал он спокойно.

— Хорошо-то хорошо, да зайцы грызут твою кукурузу, вороны таскают.

— Зайцы и вороны тоже живые твари, — не терял спокойствия Андронаке.

Одна забота все же у него была — это усы. Стриг и расчесывал он их с необыкновенным усердием, можно было подумать, что только из-за них и держится на земле. С тех пор как умерла жена и его некому стало содержать, он вот уже два года работает сторожем. Первое время он еще старался, хотя бы уходил со своего поста как можно незаметней. Теперь же беззастенчиво отлынивал от работы, не заботясь, что за это придется отвечать.

— Дурака валяешь, бадя Андронаке! — напустился на него Арион.

— Да ну тебя.

— Долго так не протянется — лопнет у меня терпение. Давно ушел?

— Да какой там давно — час или два назад.

— А на чье попечение огород оставил? Парники?

— Кто тут воровать будет? Вон там девушки возятся.

— У них своя забота, у тебя — своя.

— Не нравлюсь — бери обратно задаток и расторгнем сделку.

— А чем жить будешь?

— Манной небесной.

— Бадя Андронаке, я от тебя не требую бог знает чего. Но совести хоть немного надо иметь. Ты же меня позоришь. Сам просил, клялся, что никакой ты не бездельник, как некоторые трубят. Поверь, мне очень неприятно выгонять тебя с работы. Будь же человеком, хоть вот на столько.

— Слушай, Арион, не трать зря красноречие. Мое от крещения со мной до гроба и останется. Ничего со мной поделать тебе не удастся.

— Что делать, ума не приложу?!

— Если нельзя иначе, то увольняй, — миролюбиво проговорил Андронаке. — Другой на моем месте стал бы каяться, заверять, что больше не будет. Я ж не хочу душой кривить. Такая моя натура от рождения.

Он говорил без зла и обиды. И Арион, намерившийся устроить ему небывалую головомойку, оказался обезоруженным. Одно из двух — или Андронаке хитрей лисицы, или просто дурак. Арион скользнул взглядом по его сильным рукам. Какой злой дух заколдовал их, помешал им выполнять свое святое призвание?! Вместо того чтобы обругать его, Арион с грустью спросил:

— Бадя Андронаке, ты думал когда-нибудь, почему трава растет?

— Нет, не задумывался. А зачем тебе надо знать?

— Во всем есть какой-то смысл. Только ты зря таскаешь свою тень за собой. Возьми и полей баклажаны, что возле твоего шалаша. Или не видишь — высохли. — И только тогда, взглянув в сторону шалаша, увидел, что машина для посадки рассады исчезла. — Не заметил, куда машина делась?

Спросил механически, уверенный, что Андронаке, спотыкавшийся об нее каждое утро, даже не заметил ее пропажу.

— Сегодня утром агроном и еще какой-то утащили ее.

«Не такой уж он придурковатый, как мне кажется», — подумал Арион.

Остаток времени до обеда Арион помогал девушкам привязывать стебли ранних помидоров к колышкам. Так они скорей поспевали и плоды набирали больше сладости. Мороки много, зато и выигрыш большой. Потом он проверял рассаду цветной капусты — боялся, не проникла ли бабочка-капустница. От нее избавляться потом очень трудно. Солнце припекало макушку. Листья растений поникли, словно бы ошпаренные кипятком. Девчата, прихватив свои кошелки с едой, пошли под ивы обедать. Андронаке прокопал канавку и пустил воду из крохотного пруда на грядки, а сам стал, опершись на сапу, в глубокой задумчивости.

— Смотри, а то вода унесет! — крикнул ему Арион садясь в бедарку.

Андронаке вздрогнул:

— Сказал что-нибудь?

— Оставь, говорю. Вечером поливать будешь. Сейчас не надо, нехорошо. Отдыхай.

— А-а. А я задумался.

— Над чем?

— Над твоей задачей — для чего трава растет.