Обрести себя

Увидев направлявшихся к нему девушек, Микандру быстро надел рубашку, отодвинул кастрюлю в сторону и принял непринужденную позу, притворяясь, что не замечает их.

— Добро лениться, бадица, — пожелала Анка издалека.

Парень поднял голову и изумленно оглянулся.

— А, это вы? Три русалки. Милости прошу к нашему шалашу.

Он изо всех сил старался казаться спокойным, но сердце стучало так, что казалось, вот-вот пробьет грудную клетку.

— У этих русалок руки в мозолях и носы облуплены, — пожаловалась Анка, прислонившись к культиватору.

Микандру, не вставая, поднялся на локте, дотянулся до лапки культиватора и начал отковыривать от нее налипшую землю, всем своим видом показывая, что ничто иное его не может интересовать в этот момент. Уже спустя некоторое время ответил Анке:

— Таковы русалки в наш век.

— Тяжелый век, — вздохнула Анка.

— Это только кажется с непривычки.

— Тебе легко говорить, ты уже пуд соли съел на этом поле.

— Ничего, и ты съешь. Или думаешь, раз окончила десятилетку, так тебя вместо иконы повесят? Десятилетка нынче не стоит мерзлой луковицы. Это минимум знаний, который обязан иметь каждый. Так что нос не задирай, нечем еще гордиться.

— А я и не собираюсь…

— Я лучше тебя знаю.

— Как же это?

— По этой вот линии, что пересекает твой лоб.

— А еще что ты видишь?

— Что у тебя красивые брови. И губки что надо.

В нем проснулись черти, и он нарочно старался показаться развязным и нагловатым, чтобы не выдать своего волнения. В конце концов, если они и обидятся, ему-то терять нечего. Но Анка не из тех, что робеет перед парнями, она ответила ему в тон:

— Здорово же разжирело твое нахальство с тех пор, как не встречались.

— А что, вполне возможно. Дай погадаю, красавица.

— Я и так все знаю.

— Погадай лучше мне, — отстранив Анку, протянула ему руку Викторица. Она боялась, как бы Анка не испортила все дело — уж слишком зубастая.

Иляна остановилась в нескольких шагах от них, измеряя глазами, достаточное ли для сохранения ее достоинства расстояние до Микандру. А тот делал усилия, чтобы не глядеть в ее сторону. Он нахально взял руку Викторицы и спросил:

— Что предсказать? Суженого?

— Если знаешь, скажи.

— Знаю, только боюсь разгласить тайну.

— Почему?

— А то не исполнится предсказание.

— Хвастунишка, хочет продать огороднику сельдерей! — Викторица обернулась к Анке: — Пошли, Анка, посмотрим кукурузу, может, уже испечь можно.

И не успел Микандру глазом моргнуть, как остался наедине с Иляной.

Смелость и речистость мгновенно пропали, он с трудом выдержал взгляд девушки. Куда девалась его храбрость! Несколько минут они враждебно смотрели друг на друга. Молчание затянулось, даже кустик дурмана насторожился, ожидая их примирения. Мягкий ветерок легко прошелестел в кукурузе. Крохотная тучка, словно тающий дымок, баловалась с солнцем, стараясь закрыть от него землю.

— Мне не хочешь погадать? — спросила наконец Иляна.

Парень побоялся, что голос сразу выдаст его, и отрицательно покачал головой.

— Боишься, что не сбудется? — усмехнулась она.

Микандру опять покачал головой. Но ей хотелось услышать его голос. В ее глазах блеснула небесная синева.

— Тогда в чем причина?

Несколько минут тянулось напряженное молчание. Ответ его упал неожиданно, как камень:

— Сдается мне, другой у тебя будет суженый.

— Значит, разлюбил. А может, и не любил никогда.

— Э, вздор, чепуха!

— Любовь чепуха? А недавно у тебя было другое мнение.

— Это ты болтаешь чепуху!

— Что же тогда случилось?

— Многое.

— Хоть немного мне хотелось бы знать.

— Лучше я тебе расскажу басенку, хочешь? Так вот, когда-то, давным-давно, цыганка Рада украла смушку у Ариона Карамана. Может, хотела ее пропить, может, надеялась сшить кушму своему отпрыску. Точно не знаю. Но та проклятая смушка убила любовь, Ленуца. Надо мной висят грехи родителей. Твой отец не позволяет нам больше видеться.

— У тебя с отцом дела? Или со мной?

— Я гордый, Ленуца. И не хочу встречать тебя только ночью, как вор. Я хотел бы ввести тебя в мой дом днем, чтобы с музыкой, как положено. Но мать пересекла дорогу. Пока я ее сын, нам нечего думать друг о друге.

— А раньше ты чей был сын?

— То было безрассудство.

— Оставайся со своей гордостью! Я знаю истинную причину. Ее зовут Лиза Диду. Жалкий ты человек, смелости не хватает сказать правду. На, передай ей это на память обо мне. — Она выдернула куст дурмана и бросила ему в лицо. — Это и есть залог твоей любви!

Иляна повернулась и зашагала прочь. Бессмысленная улыбка застыла на лице Микандру. Надо плакать, а он улыбается! Улыбнулся по инерции, чтобы она видела: парни его сорта не распускают нюни по таким пустякам. Но улыбка отдавала горечью полыни, и ему казалось, что горькими стали губы.

Когда несколько месяцев назад Арион Караман отозвал его в сторону и по-хорошему с глазу на глаз посоветовал взяться за ум, потому что даже мертвый не согласится взять его в зятья, Микандру, сохраняя спокойствие, едко ответил:

— А я и не очень лезу к вам в зятья, бадя.

— Молва идет — к моей Иляне заглядываешь.