Обрести себя

Анка в сердцах стала проклинать табак. О, как он надоел ей, видеть его больше не может. А он, как назло, здоров и крепок. Викторица и Иляна опять ушли далеко от нее. Анка поневоле нагибается и снова начинает срывать листья, которые только что проклинала. Что делать, добровольно даже коза не идет на базар. Тем более что Анка мечтает о туфлях на шпильках и о прозрачном платье, таком, чтобы заболели от зависти не только все девчата, но и парни Трех Ягнят. А это стоит денег, которые, известно, на дороге не валяются.

— Пошли обедать, а то кишка кишке кукиш кажет, — призналась Викторица.

— Не рано ли? — спросила Иляна, успевшая начать новый ряд.

— А ты глянь, где тень.

— Мне все равно. Обедать так обедать.

— Пошли Анку по воду, пока мы тут разложим все.

Анка только и ждала обеда, однако стала торговаться:

— Я пойду, если закончите мой ряд. Не могу оставить его так.

— Не морочь голову, — отмахнулась Викторица.

— Тогда совсем не пойду. Не могу я бросить работу, чтоб на меня пальцем показывали.

Так они пререкались минут пять. Наконец Анка все же пошла и вернулась от колодца умытая, свежая, как утренняя роса. Не забыла даже за ухо воткнуть цветок мака. Увидел бы сейчас ее Фэнел, совсем ума лишился бы.

— Мы думали, ты весь колодец хочешь вычерпать, — пошутила Иляна. — Чего так долго!

Но Анка не уловила юмора, огрызнулась:

— Знаешь, ты тоже стала походить на Викторицу, только и дел у вас, что жучить меня.

Сестры молча сели есть. На чистом холщовом полотенце лежали помидоры, огурцы, зеленый лук, несколько перчиков, кусок брынзы. Кувшин с водой они закопали в землю, чтобы вода не согрелась. Хлеб зачерствел, но и такой необыкновенно вкусен. Только теперь почувствовали они, как проголодались. Стремительно исчезали помидоры. Даже Иляна уплетает наравне со всеми. Кажется, ничего вкуснее не едали.

В кукурузе прямо на меже остановился культиватор.

Когда кучка помидоров и огурцов на полотенце сделалась совсем маленькой, Иляна украдкой бросила несколько взглядов в сторону межи. Викторица, перехватив один из них, спросила с некоторой издевкой:

— А говорила — точка, все кончилось?

— Конечно кончено, — очень неубедительно, как плохой актер, проговорила Иляна.

— Тогда чего вертишься?

— А что, запрещено смотреть в ту сторону?

— Не запрещено. Но лучше ешь, видишь, как Анка старается за семерых?

Анка надулась:

— Уже не нравится, как я ем. Вот почему хорошо быть единственным ребенком у родителей. И зачем родили еще и вас, не понимаю?

— Чтобы работать за тебя, — в тон ей ответила Викторица.

— Знаю, почему придираетесь.

— Интересно услышать.

— Не можете простить, что я красивей вас!

Щеки у Викторицы стали сизые, угри отчетливей выделились на лице. Кусок застрял у нее в горле, она закашлялась. Рискуя подавиться, пробормотала:

— При таком языке да ума бы! Тогда не собирала бы с нами табак.

— Замолчите вы! Хватит, как маленькие! — закричала Иляна. И, нагнувшись к уху младшей сестры, словно собираясь сообщить секрет, прибавила громко: — Дурочка, как ты можешь такое говорить?!

— Ты умнее!

— Замолчи, я старше тебя! Викторица, давай проучим ее!

С внезапным задором она вмиг вскочила, схватила Анку за плечи, повалила, повернула лицом вниз и придавила к земле, шутливо спрашивая:

— Будешь еще? Будешь?

— Буду.

— А сейчас?

— Буду.

— Викторица, дай пучок травы, мы ей рот заткнем.

Та со смехом протянула Иляне стебельки дикого овса. Анка, прижатая к земле, кричит, дрыгается, вырывается.

— Будешь почитать старших, чертово отродье? — продолжала настаивать Иляна. — Будешь? Будешь?

— Буду, пусти!

— Мир?

— Мир.

— Целуй Викторице руку и проси прощения.

— Сначала отпусти.

Вырвавшись, Анка показала сестрам язык и бросилась бежать. В азарте Иляна погналась за ней. На полотенце остались, засыхая, остатки брынзы, огурец, хвостики лука. Девушки забыли о еде. Они увлеклись игрой, словно козы, резвясь на поле. Викторица любуется ими, их юностью, оживлением. Ей и самой хочется побегать с ними, да как-то неловко — слишком взрослая. В конце концов не выдержала и она, схватила кувшин с остатками воды, заступила дорогу сестрам, плеснула воду на Анку, облила и подбежавшую Иляну. Быстрые и увертливые, они хохоча носятся по полю. Наконец, угомонившись, мокрые от воды и пота, растянулись на траве.

На меже в одиночестве заканчивал трапезу Микандру. Шум привлек его внимание, и он, уже не сопротивляясь, дал волю глазам. Пусть глядят сколько влезет.

Неожиданно Викторице пришла идея:

— Знаете что? Давайте пойдем к нему!

— Я не пойду, — сразу же сказала Иляна, хотя имя Микандру не было названо.

— Пошли все втроем, может, примирим их.

— Сказано, не пойду!

Но мысль старшей сестры уже увлекла и младшую:

— Не ломайся, пойдем. Интересно, что он скажет, когда мы подойдем?

— Оставьте меня в покое, никуда я не пойду.

— Мы тебя свяжем и понесем.

— Да ну вас, вы что, в своем уме? Некрасиво.

— Что некрасиво?

— Чтобы я ему кланялась.

— И не надо, ты положись на нас — все в порядке будет.

— Да неудобно как-то.

— Попытка не пытка. Да и что тут плохого?

— Ладно, только вы идите впереди, вроде мы прогуливаемся.