Обрести себя

Теперь другие порядки. Вон Женя с каких пор замужем, а спроси у нее, кто родители ее мужа, — не скажет. Они ее не знают, и она их. Мадалине обидно это. Ей хотелось бы, чтоб родители Жениного мужа приезжали к ним в гости, чтоб она их потчевала. Как хорошо было бы поговорить с ними о том о сем, чтоб и молодые тут присутствовали, чтобы их можно было бы вместе наставить на путь истинный в житейских делах. Так надо, по-человечески. Да, не те нынче обряды. Родители уже не нужны. Есть отец и мать — хорошо, а нет — так еще и лучше. А случись беда, кто поможет, если не родители? В самой природе человека — болеть за свои побеги, заботиться о них. А если у каких родителей нет этого чувства, так насильно не привьешь. Неужели ж они с Арионом смогли бы вытерпеть, чтобы за четыре года не приехать и не посмотреть, за кем замужем их дочь? Если нужно, пешком пошли бы. Как же иначе?

А это что такое? Нет, поглядите, как Анка нанизала табак! Сразу видно, что за работница. Ух и лентяйка! Прав Арион, она не для колхоза, и колхоз не для нее. Разве так нанизывают? Где это она видела? Просто на смех курам. Ох, дите неразумное, ты только портишь добро. Так набила нитку, словно ливерную колбасу. Нет, милая, так не пойдет. И в кого только удалась такая?!

Занятая работой и своими мыслями, Мадалина не замечает, как летит время. Девочек нет, они в поле, собирают табак, но она разговаривает с ними, ругает и восторгается ими, словно они тут, рядом с ней.

* * *

Уже несколько лет подряд табак, эта чертова трава, которую проклинают многие, все больше распространяется по нашим холмам, назначение которых — давать плоды и виноград. Вся Дроздовская долина засажена остролистом. И только на горе Циглэу зеленеет кукурузное поле. Бедная мамалыга, хлеб наш насущный, держись, чтобы тебя не истребили недотепы, не способные понять твое назначение. Ведь тебя, сестренка-кукуруза, уже выгоняли однажды с полей. Но как бы ни звенели мы золотой монетой, добытой за табак, этот трезвон ничто по сравнению с теплой мамалыжкой, сдобренной измельченной брынзой и шкварками.

Солнце обдает волнами жара гребень холма, ошпаривая листву и травы. Листва сворачивается в трубку. В гущу сочной кукурузы уползают изнемогшие плети повители. Над нивой пикирует сарыч, выискав жертву. Под тыквенным листом в предчувствии опасности спряталась бедная ящерица. Из укрытия блестят лишь ее глазки, как две бусинки. Стая шумливых овсянок с желтыми шейками падает на кукурузное поле, будто дождь дробинок. Они мгновенно спрятались, прижавшись к комковатой почве.

Прут журчит лениво, морщась, как сонливая баба. Рои комаров и мошек толкутся в горячем воздухе.

Микандру ведет свой трактор по полю. На нем одни брюки. Он словно бросил вызов безбожно пекущему солнцу. Затвердевшая после дождя корка земли скрипит под лапами культиватора, которые открывают воздуху доступ в почву. Микандру кажется, что он слышит, как облегченно вздыхает земля, избавившаяся от бурьянов.

На самой макушке холма в табаке виднеются три цветастые косынки. Парень старается не смотреть в ту сторону. Но иногда ловит себя на том, что глаза останавливаются на одном из платков. Эту косынку он узнает издалека. Под ней скрыты два цветка цикория, которые уже иссушили его. Вот уже больше трех месяцев он гонит их от себя, старается вырвать из своего сердца, не думать больше о них. Иногда кажется — все утихло. Но стоит увидеть ее даже издалека, как в нем поднимается вихрь, который мгновенно будоражит его покой, и все летит кубарем к чертовой бабушке. Только он не сдается. На карту поставлены его гордость и самолюбие. А ради этого он перенесет все, любую боль, какая только есть на земле. Не будет он унижаться и покоряться из-за какой-то любви.

Не для того он с раннего детства переносил столько лишений и обид. Не зря закалялся, бегал в детстве целыми днями босиком по снегу. Нет, он сумеет обуздать свои желания. Пусть знает Арион Караман, что у сына Мани Каланчи тоже есть гордость и железный характер. Подумаешь, влюбился, чудо какое! Словно бы и девушек больше нету! Почему он должен склоняться перед Караманом? Разве не одним воздухом они дышат? Там, на меже, в весенний день при посадке табака бригадир ему посоветовал: «Знаешь что, парень, выбери заплату по мешку. Так ведется». Микандру понял его и решил, что не следует опускать поводья своего сердца. Влюбился, ну и что, мало ли творится глупостей на свете? Он человек, а человек все может. Вот только ее жалко — переживает, бедняжка. Впрочем, это хорошо, что переживает. Хуже было бы, если б, едва попрощавшись с ним, забыла о нем.