Я впервые за пару минут смогла пошевелиться. Мысли путались. Занимали все пространство вокруг, а потому не было сил даже вылезти из ледяной ванны. Да и, на самом деле, я даже не ощущала холода, лишь легкое онемение в конечностях, которое давало дискомфорт, но не такой сильный, как боль, причем внутренняя давила куда сильнее, чем боль физическая. Но, все же, я решила действовать, ведь не проводить мне всю жизнь в холодной воде. И под действием я подразумеваю хотя бы вылезти из ванной. Слегка подтягиваюсь, чтобы сесть, а после, сжимая зубы, приподнимаюсь, опираясь руками о бортики ванной. Еще немного усилий, и я смогу выбраться. Перевожу дыхание, а после, одним быстрым движением выбираюсь из ванной. Да, не особо удачно, потому что рухнула на пол, но вовремя поймала пол руками, чтобы не получить новых ранений, но уже по причине своей неповоротливости. После холодной воды пространство в комнате, а точнее ее пол — уже были не такими и холодными, но, почему-то, я начала дрожать. Низ живота все еще ныл, лицо болело. Сил почти не было, но в голове будто щелчок — можно перебороть всю боль и двигаться вперед, даже ползком, потому что это тоже движение. Усаживаюсь на пол и начинаю аккуратно касаться своего лица. Зеркало далеко, но это даже плюсом, потому что пока было страшно видеть свое лицо. Но, как всегда, я надеялась на лучшее. А потому, проводя пальцами по носу, я поняла, что он не сломан — что оказалось огромной удачей для меня. В момент удара казалось, что он вложил всю свою злость, но сейчас понимаю, что ударь он чуть ниже, или же посильнее — нос оказался бы сломан. Синяки и ссадины тоже ощутила дрожащими пальцами. Не так все было и плохо… Хотя, давно пора принять тот факт, что это все очень и очень плохо. Как я могла позволять такое? Как могла терпеть? Боль сдавила грудь, и я непроизвольно сжалась, вспоминая свою потерю. Не знаю, как смогу это пережить, но точно знаю, что должна. Ради малыша, которому не суждено увидеть свет. Ради себя. Потому что такие моменты ломают. Ломают пополам. Люди теряются, и я потерялась. Я была на грани, в миллиметре от конца. Но оказалась сильнее этого. Мне так кажется, по крайней мере…Только вот что делать мне дальше — я совсем не знаю.
Всю жизнь я прожила в подобном замкнутом круге.
У меня был лишь отец, который работал днями напролет, а по возвращению домой требовал еду, а после напивался и засыпал прямо на диване. Что-то напоминает, не правда ли? А ведь до этого мне так не казалось… Но, если продолжить говорить о моем детстве: мама умерла, когда мне было всего лишь 13 лет. Авария. Очень глупая. Водитель не уследил за дорогой, а тормозить было поздно, да и зима была… Помню, как сейчас: я возвращаюсь со школы, медленно идет снег, который было очень весело ловить языком, канун праздников — а значит, подарки под елкой, украшение дома. Все было хорошо, я должна была прийти как раз к ужину, где были бы всякие яства, но торопилась домой я лишь из-за домашних печений, который мама готовила по праздникам. Мои самые любимые… Но когда я зашла в дом, то не застала огней, не застала маму… лишь отца с полупустой бутылкой водки. Он плакал — я его никогда таким не видела… И я испугалась. Что произошло? Почему папа в таком состоянии? Он же никогда так много не пил. Слезы сами по себе подступили к глазам. И где мама?..
Помню, как он крепко обнял меня и начал гладить по волосам. И сказал, что теперь мы сами по себе. И никого у нас больше нет, есть только мы у друг друга… Было много обещаний в те дни. И я плакала вместе с ним. Мне было очень тяжело. Мама была для меня всем — и другом, и родителем, и наставником. Она всегда была рядом. Безумно умная женщина, чьи советы всегда помогали. Я неделю плакала в комнате. Месяц не улыбалась. И до сих пор вспоминаю ее, но уже с огромной любовью и теплотой в душе. Я лишь могу сказать спасибо… И даже почти простила водителя той машины. Конечно, нам выплатили компенсацию, попросили прощения, обещали помогать. Но, даже тогда, я понимала, что нашей семье ничего не было нужно от них… Просто от обиды, просто от боли, просто от того, что происходило следующие года после смерти мамы.
Отец не смог смириться со смертью и начал пить, а после срывался на мне: обвинял постоянно в чем-то, а потом долго плакал, рассматривая фото матери. Мне пришлось рано повзрослеть. Пришлось учиться готовить, много времени уходило на быт. Дом был довольно большой, хоть и скромно обставлен. Часто, я даже не успевала спать. Учеба занимала тоже большой промежуток времени. И с годами становилось лишь хуже. Если поначалу он лишь кричал, то, когда мне было около 17 лет, он начал и руку поднимать. Пощечины, резкие толчки. А после извинения и слезы. Он постоянно твердил, как я похожа на мать… Мне было реально страшно. Я совсем не знала, что можно еще ждать от этого человека. И все ждала, что смогу уехать учиться, оставив это все позади. Начать новую жизнь без потерь, страха и боли. Только вот из таких бедных школ мало кто поступал на бюджет, но я оказалась исключением.