Обретение Родины

«Меня всю жизнь водили на веревочке, водят на ней и сейчас. В данный момент я знаю столь же мало, как и десять лет назад, кто именно и какую игру со мной ведет. Так нужны ли ноги человеку, которого дергают за веревочку?»

Шторм в душе посмеивался над подобным остроумием и в то же время злился, что способен смеяться над этакой нелепицей.

* * *

Генерал-майор Андраш Енеи ежедневно пробуждался на добрый час позднее намеченного им накануне срока. Обычно это происходило около десяти утра. Позевывая, Енеи протирал кулаком глаза, затем еще в постели выкуривал папиросу. Покончив с папиросой, он стремительно сбрасывал одеяло, торопливо натягивал бриджи и сапоги и, с удовольствием потягиваясь, орал во все горло:

— Рага-ан!

Через несколько минут появлялся денщик, неся на подносе горячую воду для бритья. Енеи брился всегда сам, напевая при этом всевозможные венгерские, австрийские, итальянские и немецкие военные марши.

После бритья генерал-майор мылся до пояса — он любил холодную воду. Продолжал он петь и во время умыванья.

Обтерев себя полотенцем, Енеи влезал в мундир. Самая неприятная минута за весь день! У его генеральского френча имелся один грубый и непоправимый недостаток: украшавший его галун был собственноручно сфабрикован самим Енеи из жестяной банки от норвежских сардин, а звездочки генерал вырезал из крышки коробки от гуталина. Свои подлинные генеральские знаки отличия Енеи поспешно сорвал еще в тот момент, когда выяснилось, что он и его подчиненные неизбежно очутятся в русском плену.

«Пусть русские думают, что ими захвачен рядовой гонвед», — решил тогда Енеи, в эти панические минуты совсем упустив из виду, что на нем штаны с генеральскими лампасами и, стало быть, разоблачение неизбежно.

Новые же, правда не вполне по форме, знаки отличия, доставившие ему немало горьких минут, генерал Енеи смастерил еще в Давыдовке. В то время он уже отлично понимал, что русские все равно не верят, будто он рядовой солдат, да и на собственном опыте успел удостовериться, что Красная Армия обращается с военнопленными вовсе не так, как он, Енеи, столь часто и подробно изображал солдатам в своих приказах по корпусу.

Пока генерал-майор умывался, Раган успевал принести ему завтрак: тарелку супа с фасолью, картофелем или капустой, порцию сала с долькой чеснока, вдоволь хлеба и стакан квасу. Все это было ему весьма по душе. Разумеется, удовольствие оказалось бы неизмеримо больше, если бы к завтраку подавалась рюмка сливовой палинки или, за неимением таковой, хотя бы простой водки.

Он уже неоднократно обращался к главному лагерному врачу, прося прописать ему это лекарство, и каждый раз безрезультатно. Тогда Енеи пожаловался, что, не выпив за завтраком водки, он неизбежно начинает страдать несварением желудка. Вместо водки врач прописал ему касторки, но глубоко разобиженный генерал отклонил такое лечение.

Вырос Енеи среди крестьян, первыми товарищами его игр были крестьянские ребятишки, и он чувствовал, что этот деревенский дух застрял в нем навсегда. Крестьян Енеи презирал, но знал их хорошо — как плеть знает голую спину, по которой хлещет.

Отец его, отпрыск разорившейся дворянской фамилии, владевшей некогда выездом четверкой, в конце прошлого века много раз выставлял свою кандидатуру в депутаты, выступая с программой так называемой «народной» католической партии[31]. Он служил управляющим в одном из имений графа Зичи и был его доверенным лицом. Большой любитель выпить, старик Енеи проматывал свое состояние на вине и политике, но семерых своих детей неустанно поучал, как можно и должно наживаться на этой же самой политике.

— Мужика надо держать в узде, — поучал он. — Но есть среди них и стоящие. Что и говорить, крепкий мужик, владеющий полсотней, а то и сотней хольдов, — это настоящий стервец. Но его надо щадить, как брюхатую зайчиху, рождающую нам на пользу.

Двух своих дочерей старик Енеи вполне удачно выдал замуж. Четверо его сыновей изучали право — ведь юрист может сделать головокружительную карьеру. Однако никто так и не занял министерского кресла.

Только последний, пятый, по имени Андраш, вроде бы самый неприспособленный к жизни, выбился все же в люди. Сначала отец пристроил его бесплатно в кадетский корпус. В 1914 году Андраша произвели в лейтенанты, а несколькими месяцами позже он оказался в русском плену. Андраш Енеи три с половиной года провел в Сибири и научился довольно сносно говорить по-русски.

Летом 1918 года ему удалось вернуться в Венгрию, где он получил очередной чин старшего лейтенанта и трехмесячный отпуск. К этому времени Габсбургская империя уже распалась. Старый Енеи устроил избрание Андраша председателем комитета по наделу землей.

— Если, сынок, ты не хлопнешь сейчас со всех козырей и не заберешь главный куш, ты его, значит, и не заслуживаешь!