Обретение Родины

— Статьи не читал, но заголовок видел. Я каждое утро прогуливаюсь мимо солдатского барака.

— И… и… И ты не сорвал со стены эту пакость?

— Нет, дорогой граф. Не имел возможности. Вокруг упомянутой стенной газеты вечно толпится целый взвод гонведов. Читают.

— Приказываю немедля сорвать этот грязный листок. Понимаешь, приказываю! Немедля!

Енеи вскочил с места, вытянулся в струнку и застыл перед генерал-лейтенантом.

— Слушаюсь, господин генерал-лейтенант! Но… Прежде чем попытаться выполнить приказ, разреши обратить твое внимание на то, что гонведы непременно станут защищать свою газету.

— Прикажи гонведам уничтожить этот… мерзкий листок.

— Приказать-то я прикажу, господин генерал, но… что, если они вдруг откажутся повиноваться? И тем самым… генеральский авторитет… Но если ты все-таки считаешь необходимым рискнуть…

Раган уже несколько секунд стоял возле генералов и счел момент самым подходящим, чтобы доложить об обеде: он будет состоять сегодня из щей, тушеной баранины с гарниром из риса, яблока и двухсот граммов красного вина. Рагану нравилось, что русские отмеряют вино на граммы.

— Кажется, я придумал выход из положения, граф, Знаете ли вы, Раган, что такое стенная газета?

— Имею честь доложить, господин генерал-майор, знаю. Это оберточная бумага, на которой гонведы кропают статейки, а потом вывешивают ее на стене.

— Словом, знаете? Отлично. Отправляйтесь немедленно туда, сорвите эту газету и принесите нам. Поняли? Повторите приказ! Если вам начнут препятствовать, заявите, что выполняете распоряжение, которое дал я. Нет, не я, а сам господин генерал-лейтенант.

Раган, как всегда преисполненный рвения показать свою солдатскую выправку, повторил приказ и, расправив грудь, щелкнул каблуками. Затем молодцевато зашагал по направлению к бараку.

Генералы смотрели ему вслед, пока денщик не скрылся за углом. Прошло несколько минут, и Раган вернулся. Однако стенной газеты в руках у него не было.

— Честь имею доложить, господин генерал-майор, приказ не выполнил. Гонведы напали на меня и… Их было человек пятьдесят. Может, даже больше…

— Вы им сказали, что это распоряжение его превосходительства?

— Так точно.

— Ну и что?

— Не смею повторить, ваше превосходительство. До того обнаглели, что осмелились поносить даже его высочество самого господина регента.

* * *

Кавалер ордена Витязей подполковник Элемер Чонтош ежедневно представлялся обоим генералам, хоть и не всегда точно в определенный час. Чаще всего под сень генеральского дуба он попадал около одиннадцати утра. До одиннадцати его можно было видеть в офицерском бараке беседующим с его обитателями.

Генерал-майор Енеи мысленно называл его то пронырой, то хитрой лисой, то попросту болваном, всюду сующим нос; относился к нему с искренним презрением, но, как и генерал-лейтенант Шторм, не мог без него обойтись. Подполковник Чонтош даже в лагере в полной мере сохранил свойственные ему живость и энергию. Нередко совершал глупости, но не сидел сложа руки и вечно был чем-то занят.

Элемеру Чонтошу, казалось, было самой судьбой предназначено стать начальником уездной администрации, пойти по стопам своего папеньки, который отлично умел расправляться с крестьянами, притом так, что его необычайно эффективные, остроумные меры долго потешали всю округу. Молодчиной оказался и сын его Элемер, слывший среди местных господ большим шельмой. Впрочем, это говорилось ему не в укор, а с явным оттенком похвалы.

Элемер наверняка унаследовал бы отцовскую должность, так же как и отцовскую популярность в округе, если бы по роковой случайности его интересы не столкнулись с вице-губернаторскими. В ту пору он приударял за примадонной заезжей труппы, нисколько не подозревая, что та же актриса приглянулась и вице-губернатору. У обоих были примерно равные шансы. Одним словом, старику Чонтошу пришлось подыскивать для сына новую службу. И молодой Чонтош снова стал военным.

Лейтенант Элемер Чонтош, подобно многим своим приятелям, полагал, что проблему жизненного пути — под этим он подразумевал, конечно, вопросы финансового порядка — можно полностью разрешить лишь посредством удачной женитьбы. Но так случилось, что лично для него дело устроилось совсем иначе… Элемер получил наследство.

Его дядя, старший брат отца, давно порвавший со священными семейными традициями, не принадлежал ни к служилому дворянству, ни к офицерству. Он был весьма зажиточным виноторговцем. Родичи презирали его, чурались, стыдились, но… время от времени просили у него большие или меньшие суммы взаймы. Кстати, всегда безрезультатно. Когда же этот «позор семьи» отбыл в лучший мир, выяснилось, что все свое состояние он завещал племяннику, старшему лейтенанту Элемеру Чонтошу.

Наследство состояло из провинциальной ресторации, богатейшей коллекции всевозможных гербов и образцово содержавшегося поместья с восемьюстами хольдами земли. Ресторан и коллекцию гербов Элемер немедленно продал, а поместье сдал в аренду. Для собственного пользования он оставил только замок с прилегавшим к нему парком в сорок шесть хольдов.