Обретение Родины

В четверг после полудня, за три дня до упомянутой конференции, генерал-лейтенанта Шторма посетили двое штатских, оказавшиеся сотрудниками издаваемой в Москве газеты для венгерских военнопленных «Игаз со». Шторм узнал от Чонтоша, что оба редактора коммунисты, и одного из них подполковник слыхал уже не раз. Было ему известно также и то, что этот живого ума человек, темноволосый, очень подвижный и еще молодой на вид, шестнадцать лет отсидел в каторжной тюрьме в Венгрии и что, как ни странно, подобное обстоятельство вовсе не считается у коммунистов зазорным. Больше того, они будто бы даже гордятся своим каторжным прошлым.

— Пожимать руку бывшему каторжнику! Гм… Вполне заслуженное наказание за то, что мы в свое время оказались чересчур мягкосердечными и не вздернули подобных типов, хотя имели полную возможность это сделать. Ну да ладно, впредь будем умнее!.. Однако, чтобы достичь этого в будущем, придется теперь делать хорошую мину при плохой игре…

Так говорил Чонтош, обращаясь к обоим генералам, И они с ним согласились.

Генерал-лейтенант Шторм принял посетителей все под тем же развесистым дубом в присутствии Енеи и Чонтонша. Раган принес гостям стулья.

Один из них — тот самый, что просидел когда-то шестнадцать лет в тюрьме, — гладковыбритый темноволосый мужчина, благовоспитанный, но, пожалуй, слишком темпераментный, кое-как примостившись на неудобном лазаретном стуле, сделал подробный обзор международного положения. Он развивал мысль, что неотвратимо приближающийся крах режима Гитлера и гитлеровского террора будет для венгерского народа величайшим счастьем. Мадьяры наконец получат возможность завоевать свою свободу и независимость.

— За последние четыреста лет для этого еще ни разу не представлялось более благоприятного случая, чем в наши дни! — с воодушевлением воскликнул он. — Мы на пороге нового обретения родины!

Но особенно воодушевился бывший каторжник, когда речь зашла о движении сопротивления. Он ссылался на имена прославленных венгерских ученых, писателей, художников, которые там, в пределах отечества, смело выступают против пагубной антинациональной политики Хорти. Говорил он и о все растущем сопротивлении венгерских пролетариев, о признаках брожения среди крестьянства.

Но ожидаемого эффекта речь его не произвела. И оба генерала, и их бывший начштаба мгновенно забывали все перечисляемые им громкие имена. Они слышали их впервые в жизни. То, что гость говорил о рабочем классе, их чрезвычайно возмутило (в душе, а так-то они и бровью не повели), а при упоминании о крестьянских смутах все трое подумали, что жандармы уж как-нибудь сумеют заткнуть мужику глотку.

Обрисовав перед генералами перспективу нового обретения родины, темноволосый призвал их внести свой вклад в освободительную борьбу венгерского народа и вместе с соотечественниками сражаться за независимость Венгрии.

Чонтош прослушал доклад с интересом и некоторым страхом. Генералы скучающе ожидали, когда наконец прекратится поток малопонятных для них слов, вызывавших в них одну лишь неприязнь. И не столько своим наивным, как им казалось, содержанием, сколько непочтительным тоном и неподобающей формой.

Окончив свою речь, темноволосый газетчик попросил генералов дать ему прямой ответ. Те переглянулись и, не сговариваясь, обратили свои взоры к Чонтошу в надежде, что подполковник призовет этого необычного гостя к порядку. Но подполковник или и впрямь не разгадал их желания, или попросту не захотел его угадывать.

После долгого и неловкого молчания заговорил Шторм. Речь его была медленной и вялой.

— Ну что ж, — начал он. — Если я правильно понял, господа ждут от нас, чтобы мы снова взялись за оружие. Желание вполне объяснимое, ибо таково уж наше солдатское ремесло. То есть я имею в виду профессиональное умение воевать. Если мы получим соответствующий приказ, могу вас заверить, господа: за кого, за что, против кого и против чего надлежит нам сражаться, разъяснять нам не придется. Такие вещи никогда нас не занимали и никогда занимать не будут. Мы — солдаты, мы выполняем приказ, и все прочее нас не касается. И наоборот, без приказа, кто бы нам что ни говорил, никакие разглагольствования на нас не подействуют. Мы даже пальцем не шевельнем! Ежели вам, господа, что-либо от нас нужно, если вы чего-либо от нас хотите добиться, вам прежде всего надлежит усвоить именно эту простую истину. В случае получения приказа от его высочества господина правителя Венгрии — законного приказа, по всей форме, письменного, с надлежащей печатью — вы можете на нас рассчитывать. Но без приказа… без получения подобного распоряжения… все ваши слова окажутся тщетными. Пора же наконец понять, господа, что мы — солдаты.

Затем генерал-лейтенант пожаловался гостям на чрезмерный шум в лагере и на «не вполне безукоризненное продовольственное снабжение». Кроме того, здесь по малопонятным для него причинам нельзя достать ни будапештских, ни берлинских газет.

— Возможно, господа редакторы смогут в какой-то мере содействовать устранению этих недочетов?..