— О, это меня муж на них подсадил. Бывший. Есть особо было нечего, а он где-то раздобыл большую партию, где-то полвагона, но продать толком не смог. У него вообще очень много было всяких безумных идей, но ни одна так и не выстрелила, все в минус. В общем… — она изящно развела руки — …с тех пор я к ним и пристрастилась — а потом даже самой понравилось. Одну баночку с собой захватила, будешь?
— Буду! Давай открою.
* * *
Октябрь 1999 года. Город, 34 года
— У вас на работе тоже поди сплошная борьба с «проблемой двухтысячного года»? — Стручок ехидно приподнял бровь и прищурился. — Будто раньше никто даже и предположить не мог, что год будут писать не двумя цифрами, а четырьмя!
— Да знали, просто заранее шевелиться никто не хотел. А уж когда прижучило и прищучило…
— Угу. Как жареный петух прицелился клюнуть…
— Тогда все забегали. Да, тоже кое-что правим. Но куда больше бумажной волокиты. Процент охваченных изменениями программ, ход процесса по неделям, прогнозы по оставшимся работам. У вас тоже?
— Да, пресловутая «Проблема Y2K», будь она неладна. Но у нас в банке все не так формально.
— Ну и ладно. Ты лучше про себя расскажи — чем жизнь радует?
Стручок с удивлением посмотрел на него.
— А ты откуда знаешь? Вообще да, радует. Мы же с тобой сколько лет невыездными были. Так вот, «оковы тяжкие падут, темницы рухнут…» — прикинь, меня все-таки выпустили в Европу!
— Да ты что! И куда съездил?
— Вот в прямом смысле — галопом по европам: пять стран за семь дней, на мутном левом автобусе!
— Но города-то удалось посмотреть?
— Конечно! Берлин, Париж, Прага, Брюссель, Амстердам — теперь для меня это не просто слова. У каждого города свой аромат, свои впечатления. Моя там еще и прикупила себе чего-то, но с этим особо не забалуешь — в каждой стране местные деньги, но менять туда еще можно, а вот обратно не всегда получается. Спать нам толком не давали — все ехали или стояли на таможнях. Но ведь не в этом дело.
— Конечно не в этом! Ты видел живьем Эйфелеву башню?
— И даже залез на нее. Кстати про Y2K: прямо на башне сейчас висит вместо часов табло, показывает, сколько дней осталось до нового тысячелетия.
— Да, но ведь тысячелетие начнется не в 2000 году, а в 2001!
— Знаю, но людям этого не объяснишь. Все просто обожают круглые даты и ровные числа. Так что все равно весь мир отметит событие уже в этом году.
— Просто фантастика!
— Сам себе не верю, — широко улыбнулся Стручок. — В Амстердаме мы плавали по каналам на кораблике. В Берлине дошли до Бранденбургских ворот! А в Праге — прикольные часы на площади. И пиво у них неплохое.
— Ну еще бы, чешское! Слушай, как здорово! Расскажи еще что-нибудь.
* * *
— В Париже к нам примкнул один бывший русский. Очень интересный мужик, перспективный математик. Думаю, Зоя нашла бы о чем с ним поговорить. У него есть свое маленькое агентство…
— Погоди, а зачем он пристал — денег просил?
— Нет, просто поговорить. Скучают они там, уехавшие. По языку, по нормальному общению. Мы тут не ценим все это. А там, как я понимаю, совсем другие реалии жизни. И потом, мне кажется, ему просто хотелось кому-нибудь рассказать о своих открытиях, но так, чтобы это не навредило бизнесу.
— Тогда да, приезжие, говорящие на другом языке — идеальные слушатели.
— Идеальный, точно! В общем, он давно интересуется биржами, сделками, брокерством. И параллельно строит математические модели и контр-модели.
— Это как?
— Модель отображает поведение некой системы — в данном случае, финансового рынка, на интересном ему направлении. А контр-модель — поведение игрока на этом рынке. Такое, чтобы приводило к постоянно растущим прибылям, но обходило всевозможные штрафные ситуации.
— Любопытный подход.
— Да, такое вот практическое приложение теории игр. Как твой «арктангенс страха», помнишь?
— Я удивляюсь, что ты помнишь! Ну и как — удалось ему добиться реальных результатов?
— Говорит, сейчас вплотную подошел к «большому прорыву».
— И если все получится?..
— …он станет королем локальной биржи.
— Хм… И что ты обо всем этом думаешь?
— Знаешь, данных мало, поэтому я как та блондинка из анекдота — или встречу динозавра, или не встречу. Либо у него все получится, либо нет — причем по самым разным причинам. Мне сам подход понравился — вот не лень мужику, теории строит, математику копает, модели разрабатывает…
— Прямо как мы. Кстати, у Зои, наконец, нормальное погружение получилось.
— Да ты что! И ты молчал?! Я тут всякую ахинею несу.
— Не скажи… Я вот слушаю тебя и думаю: как-то засиделись мы в своей глуши. Есть ведь внешний мир, другие страны, другие люди, другие идеи и способы мышления.
В пытливом взгляде Стручка проглянуло ехидство:
— Хочешь добраться до этого богатства?
— Ну… в страны меня никто не пустит, но пообщаться с народом с той стороны было бы интересно. Как-нибудь попробую.
* * *
В декабре, как раз в неправильно посчитанном конце тысячелетия, Торик наконец-то подключил дома доступ к интернету. Раздавали его по-прежнему через телефонную линию, но теперь модемы изменились — они не мешали разговаривать, да и скорости стали в сотни раз выше чем прежде.