Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

В воскресенье утром к Точисскому заглянул сапожник Яков Осипович, передал — в полдень на Владимирской горке Павла ждет Ювеналий…

Они стояли с Мельниковым вдвоем на продуваемом холодным ветром обрыве, а под ним разбросался Подол и синел Днепр. Ювеналий был, как всегда, бодр.

— Кажется, есть способ проникнуть нам на заводы и фабрики. Может, через год-два и мы создадим социал-демократические кружки по всему Киеву. И знаете как? Открываю я мастерскую, обучаю рабочих слесарному делу. От меня они куда? Прямая дорога на заводы, в железнодорожные депо.

— Постойте, постойте, теперь начинаю соображать.

— Здесь и суть вся, помимо слесарного ремесла мы их еще кое-чему научим, к социал-демократии повернем.

— Все простое гениально. Или наоборот: все гениальное просто, — рассмеялся Точисский. — Значит, ваша мастерская, она же школа пропагандистов. Отдаю должное вашему уму, Ювеналий Дмитриевич. А вы не опасаетесь, что кто-либо из ваших учеников помчится с доносом в полицию?

— Все возможно. Но будем стараться, чтоб такие не попадали к нам. Иного же пути связаться с фабрично-заводскими не вижу.

— А как с мастерской, деньги на обзаведение?

— Снял флигель на Лукьяновке, место удобное, в стороне от жандармских глаз. Немного денег есть, да и товарищи помогут. Остановка за учениками, постараемся подобрать понадежнее.

— Как же вы к мысли о школе пришли?

— Представьте, совсем неожиданно. Вспомнил ваш рассказ о том, как вы с товарищами собирались открыть мастерскую в Житомире, а тут мать прислала ко мне брата, чтоб обучил токарничать. Одно к другому — и родилась идея. Нам бы первых человек десять — пятнадцать пропагандистов подготовить, а там все своим чередом пойдет. Думаю, Павел Варфоломеевич, не откажетесь прочитать несколько лекций, скажем по рабочему движению или по вопросу классов и классовой борьбы. Однако это не сразу, чуть позже, присмотримся к слушателям, отсеем тех, какие нам не подходят. Мы уже говорили с вами, нам надо быть осторожными, ведь задача стоит ответственная.

— Это вы верно, у ищеек охранки нюх тонкий. А ваше предложение, Ювеналий Дмитриевич, принимаю с радостью. И чем раньше вы меня позовете, тем лучше. Я ведь подал прошение на выезд за границу. Если позволят, намерен провести там месяца четыре, хочу познакомиться с европейским рабочим движением. Только выпустит ли департамент полиции, биография моя весьма сомнительная.

— Чем черт не шутит, вдруг да попадет к чиновнику, который все на скорую руку решает и проглядит. А поездка, думаю, будет полезная.

С Ювеналием с той встречи на Владимирской горке виделись всего раз. Мастерская работала, и, по рассказу Якова Осиповича, первые занятия прошли успешно.

На Лукьяновку Точисский попал, когда по-весеннему холодное солнце, спрятавшись, уступило место сумеркам. Из труб валил дым, за заборами перебрехивались собаки, метались по дворам. Сумерки быстро таяли, переходя в темный вечер, становилось как будто холоднее. Попадались редкие прохожие.

Павел шел, приглядываясь. Кто-то встречный приостановился, поздоровался. Точисский узнал Чорбу.

— Третий двор направо, — шепнул Чорба. — В глубине флигелек. Стукните три раза, а я покараулю, чтоб никто не наскочил, чем черт не шутит.

Во флигеле темень, лишь в боковом окне через тонкую щель в ставне едва заметно пробивался свет. Павел потрогал дверь — закрыто. Стукнул трижды и вскоре услышал шаги.

В мастерской лампа-десятилинейка под низким потолком освещала тесное помещение и собравшихся. На полу и на полках вдоль стен инструменты, заготовки. По-видимому, до прихода Точисского Ювеналий проводил урок токарного дела. В мастерской терпко пахло металлом и табаком. С первой минуты почувствовал себя свободно, легко, будто попал к своим, петербургским, заводским.

Из знакомых Точисский увидел Якова Осиповича. А вот со своей окладистой бородой Эйдельман. Мельников упоминал как-то, что Борис решил освоить мастерство токаря. Большинство слушателей — парни из рабочих семей и к Мельникову попали по рекомендации знакомых,

Ювеналий подвинул Павлу стул, сказал:

— Сейчас перед вами выступит товарищ лектор. Павел поправил очки и негромко, подбирая понятные и убедительные слова, принялся рассказывать о возникновении классов, о том, как начиналась классовая борьба и почему она обострилась с появлением буржуазии и пролетариата…

Павел говорил, и ему казалось, он находится в своем первом петербургском кружке самообразования. Вот стоит сейчас повернуть голову — и увидишь Васильева, Тимофеева, Климанова, Шелгунова…

— Классовая борьба, — говорил Точисский, — главное в учении марксизма. Заслуга Карла Маркса в том, что он научно доказал, как эта борьба пролетариата неизбежно приведет к победе рабочего класса над буржуазией. Рабочие станут владельцами всего. Им будут принадлежать заводы и фабрики. Рабочий класс возьмет на себя управление государством.

Раздался чей-то недоверчивый голос:

— Без царя, значит?

Парень рядом с Мельниковым сказал со смешком:

— Завод мой, а я буду капиталистом!

Точисский улыбнулся: