Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

Поженились они незадолго до окончания срока ссылки Павла…

Когда Точисский возвратился со службы, Александра поспешила передать ему разговор с Мельниковым. Точисский обрадовался: наконец-то! Он найдет пути к украинским социал-демократам и включится в работу. Он обнял жену:

— Саша, ты у меня молодец!

Ювеналий пришел вскоре, едва Александра зажгла лампу и накрыла на стол. Постучал и, переступив порог, остановился, внимательно разглядывая Павла. Потом протянул руку:

— Кто бы мог подумать? Так говорите — Точисский Павел Варфоломеевич?

— Здравствуйте, Ювеналий Дмитриевич. Если не секрет, откуда узнали мое имя?

— Погоди, Павел, дай гостю в дом войти, — радушно говорила Александра, — Ювеналий Дмитриевич, садитесь за стол.

Мельников разделся, прошел к столу.

— Интересуетесь, откуда знаю? Слышал о ваших столичных делах, о «Товариществе санкт-петербургских мастеровых». Вам неизвестна фамилия Бруснев? Михаил Бруснев? Нет? Меня же судьба свела с ним в Петербурге. В рабочее движение он вступил позже вас, а когда арестовали вашу центральную группу, Бруснев собрал и объединил ваши рабочие кружки с той же целью, что и «Товарищество санкт-петербургских мастеровых».

— Неисповедимы пути твои, господи, — пошутил Точисский.

Глаза у Павла светились радостью. Ай да молодец Саша, ай-да Сашутка, умница, что отыскала Мельникова.

Кто он, какое место занимает в киевской социал-демократии — у Точисского такого вопроса не возникало. Главное он знал: перед ним сидит его товарищ. И оп, Павел Точисский, отныне в этом большом городе не одинок. Мельников попросил его:

— Расскажите, Павел Варфоломеевич, как в Киеве оказались, откуда обо мне узнали?

И смеялся до слез, услышав от Точисского о поляке-чиновнике.

— Так говорите — пан чиновник пана революционера поддержал? — Вытер глаза. — Действительно, заходил я к ним в контору, но мне поворот от ворот. Да и с электростанции выбросили. На работу принимали, когда в рабочих острая нужда была. Крещатик спешно осветить… Вот и терпели политического, социал-демократа. — Ювеналий махнул рукой. — Была бы шея, ярмо найдется. Я из тюрьмы в Киев попал, всякого повидал, досталось…

— Слышал, у вас, Ювеналий Дмитриевич, беда стряслась?

Лицо Мельникова помрачнело:

— Жена умерла. Мальчик без матери остался.

— Может, помощь нужна, я нянчить могу, — участливо предложила Саша. — Вы не думайте, мне такое не хлопотно, и детей я люблю.

— Спасибо, уже сыскалась добрая душа, хлебает лиха…

Встряхнул головой, будто прогоняя грусть, изменил разговор:

— Значит, Павел Варфоломеевич, помогать нам будете?

— Для того и знакомство с вами искал, Ювеналий Дмитриевич.

— И добре. А покуда распрощаемся. Я к вам на днях загляну. Обещаю — скучать мы вам не дадим, впряжем в колесницу.

— Бруснев Михаил, Бруснев, — сказал Точисский довольным голосом. — Прекрасно. Значит, начатое нами подхватили, наше дело продолжают. Я предвидел, что, если уцелеют фабрично-заводские кружки, они непременно будут объединены. Жаль, Саша, ты не знакома с Василием Шелгуновым и его друзьями — пропагандистами из рабочего сословия. А ведь они получили подготовку социал-демократов в нашем «Товариществе санкт-петербургских мастеровых».

— Чувствовалось из слов Мельникова — он о «Товариществе» доброго мнения, — подхватила Саша.

— Да, у нас была хорошая организация, мы не теряли времени. Не подумай, Саша, что я бахвалюсь, действительно наши пропагандисты заслуживают похвалы.

Точисский мог часами рассказывать жене о Ниле Васильеве и Шелгунове, Климанове и Тимофееве, о любом из тех рабочих, кто посещал центральный кружок «Товарищества санкт-петербургских мастеровых».

Приезжала в Киев Мария. Нагрянула нежданно. Сестра жила в Житомире.

Она с трудом отыскала домик на Подоле, где поселились Точисские. Павел был еще на службе, и Марию встретила Александра. Добродушная и приветливая, взгляд открытый, честный. Марии она понравилась, приятна была ее манера подмешивать украинские слова в речь.

Павел появился к вечеру. Увидев сестру, обрадовался несказанно. Они не встречались с того дня, как отправились в ссылку по разным местам.

Мария обняла брата и, отступив на шаг, изучающе посмотрела на него: морщины у глаз, в висках первая седина, усталость в выражении лица.

— Стареешь, Павлуша, — И усмехнулась печально: — Да и я не молодею.

— По тебе не замечаю.

— Не обманывай.

— Как отец и мама? Мария нахмурилась:

— Дома трудно. После смерти дяди Станислава отец совсем замкнулся, сделался раздражительным.

— Меня бранит? Сестра замялась:

— О тебе и слышать не желает. Нет у меня сына, говорит, есть государственный преступник.

Точисский произнес с грустью:

— Бедный отец, он так и не понял меня,

— У тебя, Павлуша, отличная жена, — постаралась изменить разговор Мария. — Мы уже подружились.

Александра покраснела, а Павел повеселел:

— Не хвали, за ужином оценим. Павел не мог наговориться с сестрой.

— Отошла от нашего дела?

— Я еще не смогла наладить связь с социал-демократами. Подчас мне кажется, что их вообще нет в Житомире.

Точисский потеребил волосы, возразил: