Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

На репетициях нередко появлялись городовые, ротозейничали. А когда настал день постановки, Заславская пригласила екатеринославского полицмейстера. Он явился, сел у самой сцены, одобрительно хмыкал и уехал довольный. И ни он, ни его многочисленные полицейские не сообразили, что все время, пока репетировалась пьеса, за кулисами, в укромном месте, читали недозволенную литературу, говорили и спорили о марксизме…

В Киеве сняли квартиру на Подоле. Небольшая комната и темные сени. Выгребли мусор, побелили стены, устроились. Павел занялся поисками работы. На заводах ничего утешительного, везде ответ один: «Мест нет». Не предлагали работу и в типографии.

Когда уезжали из Екатеринослава, товарищи собрали немного денег, теперь они таяли поразительно быстро. Когда уже совсем отчаялся, зашел в контору железной дороги. Едва дверь открыл, как чиновники подняли головы и тут же снова занялись своими делами, зашелестели бумагами.

Поискав глазами стол помассивней, за которым восседал осанистый чиновник, Точисский направился к нему, поздоровался. Чиновник, сдвинув очки на лоб, по-барственному взглянул на посетителя:

— Чем могу служить?

— Я ищу работу.

— Гм, сейчас все ищут ее. У вас есть бумаги? К сожалению, пан Точисский, вы из поднадзорных. Но я поляк, как и вы, а потому мне хотелось бы вам помочь. Пойдете с моей запиской в Киевский округ путей сообщения к пану Брониславу.

Чиновник за соседним столом встал и пошел вслед за Павлом. В коридоре произнес с усмешкой:

— Пан Юзеф делает протекцию пану Точисскому, а недавно отказал бывшему тюремному Ювеналию Мельникову.

— Ну не отказываться же мне от этой протекции, если в ней отказали другому, — примирительно произнес Павел. — А он кто? Социалист?

— Вот уж не знаю, но слышал, что будто одно время служил он на электростанции, видно, там не испугались генерала Новицкого, тот голову снимает за послабления социалисту.

— Так все-таки социалист? Чиновник пожал плечами. Дома, с порога, обрадовал Сашу:

— Меня приняли на работу конторщиком в Киевский округ путей сообщения!

— Тебя в конторщики? И они видели твои бумаги? — удивилась Александра.

— В том-то и дело, что видели, — рассмеялся Точисский, — но национализм сослужил на этот раз хорошую службу: принявший меня чиновник — поляк. Но в сторону контору, службу а национализм. Сегодня мы с тобой, Сашенька, пируем по случаю окончания наших мытарств. Отправляемся на Крещатик в кондитерскую. Я угощаю тебя пирожным и кофе. Мы будем пить, как бывало в Петербурге в кондитерской на Большой Итальянской.

Пока Александра одевалась, Павел держал ее пальто и передавал в подробностях разговор с раздосадованным чиновником.

— Да, Саша, я услышал фамилию Мельникова Ювеналия. Мне эта фамилия ничего не говорит, но сквозь чиновничий туман я понял, что он вернулся из тюрьмы и социалист. Может, нам удастся разыскать этого Ювеналия. Ты ведь, Сашенька, понимаешь, как мы нуждаемся в связях с киевскими товарищами?

— Я готова! — Саша вышла из-за ширмы, красивая, статная.

— Сашенька, жена моя! — воскликнул Павел. — Ты настоящая королева!

Она звонко расхохоталась:

— Договорился! Сам против царя, а королеве в любви объясняешься.

Точисский помог ей надеть пальто, открыл дверь, и они вышли на снежную подольскую улицу.

— По сусекам дометает, — сказала Саша.

— Мети не мети, а весна-красна на телеге едет.

— Не выдержу я, Саша, службы в конторщиках, дай бог хотя бы на годок терпения. День-деньской в конторе невылазно, в голове стук костяшек счетов, перебираешь бумаги, отчеты строчишь, страницы мельтешат, и каждый чиновник, даже самый мелкий, из себя важную птицу строит. А мне бы на завод, к фабричному человеку, по душам поговорить.

— Сочувствую тебе всей душой, а чем помочь? Точисский разделся, вымыл руки, Александра накрыла на стол, зажгла лампу.

— Тебе никогда не хотелось тихой, спокойной жизни, Павел? Чтоб ни тревог, ни волнений. Одно знать — дом, семью.

Отодвинув тарелку, Точисский недоуменно посмотрел на жену:

— Тихой жизни? Нет! Знаешь, вспомнил я, как перед первой ссылкой отец, приехав в Петербург, уговаривал отказаться от революционного дела. Для него оно бесполезность, суета сует. Я не обиделся на него, ему не понять, что моя жизнь — в этой борьбе. Но ты-то, Сашенька?..

— Прости, — она положила ладонь ему на руку. — Прости, я так спросила… Не подумай, что требую от тебя отказаться от любимого дела. Ведь знала, за кого замуж иду.

— Я, Саша, вот о чем мечтаю: подкопить денег и, если бы позволил департамент полиции, съездить за границу. Не на отдых и не ради праздного любопытства, давняя мечта моя — встретиться с членами группы «Освобождение труда», может быть, повидать Георгия Плеханова и Димитра Благоева, а заодно поучиться работе у европейских социал-демократов.

— Я начну экономить, Павел, и мы соберем деньги на твою поездку.

— Э, нет, если ехать, то непременно вместе,