Обретённая память

— Вондраксы, — сказал Джек. — Вондраксы, как гласит легенда, питаются тахионной радиацией. В первые секунды существования вселенной этой радиации было очень много. Было очень много возможностей; вселенные, в которых не действует сила тяготения, вселенные, в которых свет перемещается с меньшей скоростью; и все эти возможности генерировали больше радиации. Когда вселенная остыла и начала устанавливаться, эти возможности начали становиться всё более локализованными и ограниченными. Тахионная радиация начала угасать. Вондраксы, будучи мудрыми, начали заключать радиацию в шары, такие, как этот. — Джек дважды постучал пальцами по верхушке шара. — Они могли постучать по шару, когда им хотелось, и использовать электромагнитные волны тахионной радиации, чтобы путешествовать назад и вперёд во времени. Отправившись в прошлое, они могли создавать события, которые вызывали расколы, создававшие больше тахионной радиации. В 219 году нашей эры император Элагабал[43] вошёл в Рим с чёрной сферой, которой сирийцы поклонялись, как богу, Sol Invictus[44]. Рассказывали, что эта сфера упала с неба. Элагабал не должен был стать императором; он был испорченным и жестоким четырнадцатилетним мальчишкой. Его правление изменило ход истории Рима, что создало тахионную радиацию. Это было частью их плана.

— То есть это что-то вроде сока, который позволяет перемещаться во времени? — спросила Гвен.

— Да, — сказал Джек. — Сок, который позволяет перемещаться во времени, только очень концентрированный сок.

— И когда оно взорвалось… — Гвен посмотрела на расположенный рядом монитор, на котором был виден спящий Майкл.

— Да, — сказал Джек. — Думаю, это то, как Разлом повлиял на Шар. Энергия Разлома и тахионная радиация — что-то вроде по-разному заряженных магнитов; соедини их, и один из них отскочит. Именно поэтому Разлом был так спокоен сегодня. Когда Шар взорвался, Майкл получил огромную дозу тахионной радиации. Вондраксы могут контролировать этот эффект, но Майкл… Он в этом не разбирается.

— И эти вондраксы… — сказала Тошико. — Когда я была маленькой, там был… там был этот человек… в шляпе-котелке…

Джек серьёзно кивнул.

* * *

Он сидел на деревянном стуле в белой комнате с чёрными занавесками, беседуя — или скорее слушая — другого врача. Майклу казалось, что его так всю жизнь и таскали по больницам, каждая новая из которых была более странной, чем предыдущая, где он разговаривал с докторами.

Этого последнего, женщину-индианку с седеющими волосами и брошью в форме ящерицы на лацкане жакета, звали доктор Хаволдар. Она спросила его, где он живёт и, когда он дал ей адрес, один из мужчин из «скорой помощи» сказал, что-то о том, что его улица была снесена в 1970-е годы, чтобы «дать дорогу квартирам». Майкл засмеялся.

Доктор Хаволдар спросила, что здесь смешного, и Майкл сказал, что он не знает, что он больше ничего не знает.

— Всё как во сне, — сказал он.

* * *

— Но почему он оказался втянут в наше прошлое? — спросил Йанто. — Почему мы?

— Сколько времени мы уже работаем в том же здании, где хранится эта штука? — задал встречный вопрос Джек, снова постучав по шару. — Шар разбит, и бóльшую часть радиации впитал Майкл в результате взрыва, но там всё ещё есть немного остаточной энергии. Близость к шару, если не говорить о Майкле, заставила нас всех получить дозу тахионной радиации. Как только ты получаешь свою порцию, она сохраняется в тебе — не только в будущем, но и в прошлом.

Тошико встала и подошла к столу, на котором лежал Шар.

— Я ничего не могу понять, — сказала она, глядя на покрытую гравировкой поверхность Шара и зияющую в его боку дыру с оплавленными краями. — Эта штука, как она может всё это делать? С какой-то разновидностью радиации, о которой я никогда не слышала…

— Это Третий закон Кларка, — пояснил Джек, приподняв одну бровь и усмехаясь.

— Ладно, — сказала Гвен. — если предположить, что это то, о чём ты говоришь, и Майкл на самом деле болтается туда-сюда во времени, что мы можем сделать? Я имею в виду, для Майкла.

Джек сел на край стола и покачал головой.

— Ничего, — задумчиво произнёс Джек. — Мы ничего не можем сделать.

— Ты не знаешь, — сказала Гвен.

— Нет, Гвен, — возразил Джек, направляясь к конференц-залу. — Я знаю.

* * *

Из белой комнаты его привели в больничную палату, где было много кроватей, и на каждой из них лежал пациент. Лицо каждого человека было маской недоумения или страданий, как будто они были актёрами греческого театра. Некоторые из них стонали, некоторые смеялись. Один мужчина кричал. Другой пел.

Санитары помогли Майклу встать с кресла на колёсиках и уложили его на жёсткий матрац на узкой кровати. Он пролежал там, наверно, целую вечность, пока к нему не вернулась доктор Хаволдар.

— Хорошие новости, Майкл, — сказала она. — Нам только что позвонил ваш доктор из Института Торчвуд.

Название было ему знакомо, но откуда он его знал?

Торчвуд.

Он видел его как картинку со словом, написанным по трафарету на деревянной доске.

— Торчвуд? — спросил Майкл. Он сам слышал, что говорит невнятно.