Обряд

Настя стоит, застыв, посреди коридора, выходящие из аудитории студенты обтекают ее с двух сторон, уши ее забиваются их разговорами, и возгласами, и стрекотанием сигналов включенных после двухчасового перерыва телефонов. С ней это и раньше случалось: она просто стоит, будто зависает, и слышит какой-то звук, которого нет, он идет изнутри нее самой. И она медленно тонет в этом звуке, как в болоте, а потом ловит себя и вытаскивает на поверхность, в реальность. Если успевает.

* * *

— Анастасия? — раздается голос позади нее.

Настя оборачивается и видит перед собой преподавательницу. Сегодня та в одном из своих ниспадающих с одного плеча, как театральный занавес, платьев.

— Марианна Арсеньевна?

— Марианна. — Женщина делает взмах рукой и направляется вперед по коридору. Настя понимает, что должна следовать за ней.

Что ей может быть нужно, недоумевает Настя, на ум сразу приходят сплетни: мол, увядающая филологиня имеет особый интерес к отличницам. Но Настя умнее такой ерунды, она знает, что дело в чем-то другом.

Бом-бом-бом, будто колокола в воскресенье, отстукивают металлические подметки на каблуках преподавательницы. Настины кеды вторят им тихим шуршанием по вытертому мрамору. Отчего-то Марианна выбирает самую долгую дорогу к административному крылу — ведь именно туда, по догадкам Насти, они и направляются. Их путь лежит через катакомбы, самую старую часть факультета, бывшие подвалы, расположенные ниже ватерлинии. Воздух здесь затхлый и влажный, коридор сужается, еще три ступеньки вниз, потом поворот. Насте начинает казаться, что она ни разу не бывала в этих частях университета. Еще ступеньки вниз. Стены, кажется, сдвигаются. Звуки шагов преподавательницы больше не разносятся под потолком, а глохнут, как церковный шепот. Здесь даже дверей больше нет, только тусклые лампочки над головой мигают и подрагивают. Наконец Марианна останавливается перед абсолютно новой, блестящей пластиковой дверью и дергает за ручку. Оттуда вырывается свежий ледяной воздух: это лестница наверх, над пролетом — открытое настежь окно.

— Простите, что веду таким длинным путем; я, знаете ли, люблю размяться после занятий, — через плечо бросает ей Марианна, когда они выходят на площадку и, следуя дальше, через еще одну дверь, почти незаметную, попадают в знакомый Насте коридор, где находятся кабинеты заведующих кафедр.

Из недр своего гладкого платья Марианна производит на свет ключ, отпирает дверь комнаты и жестом приглашает Настю войти. Ей никогда еще не приходилось бывать здесь — Марианна на факультете совсем недавно, до этого кабинет принадлежал старичку заведующему кафедрой русского фольклора, который, по слухам, из-за связки привезенных из экспедиции сушек развел в комнате моль, сожравшую несколько редких томов «Слова о полку Игореве». Такие ходили легенды. Но Настя не имеет привычки верить всему, что слышит.

Нерешительно она заходит внутрь. Комната узкая, длинная, одна стена заставлена старыми книжными шкафами, забитыми разномастными переплетами. На противоположной — карта Европы, дипломы в рамках и какие-то газетные вырезки.

— Чаю?

Марианна извлекает из изящного шкафчика из карельской березы две фарфоровые чашки быстрее, чем Настя успевает сказать «нет».

Преподавательница жестом указывает ей на узкий кожаный стул напротив заваленного бумагами стола. Сама садится на подоконник и достает из ящика стола электронную сигарету.

— Вы ведь не возражаете? Слишком холодно выходить.

«Возражаю», — думает Настя.

— Нет, — произносит она вслух.

Марианна затягивается и откидывает голову. Что, правда сейчас будет соблазнять ее, что ли, проносится у Насти в голове, и она невольно подвигается на краешек неудобного стула.

* * *

— Я не буду врать, — произносит Марианна, глубоко затянувшись и выдохнув в форточку, — я прочла ваше дело.

Настю пробивает холодный пот. Она не ждала этого — чего угодно, но только не этого. Не дождавшись реакции, преподавательница через затяжку продолжает:

— Я в курсе вашей… истории.

— Моей истории? — Настя прекрасно понимает, что нужно что-то говорить ей в ответ, но все, что она может сейчас, — это эхом повторять окончания чужих фраз.

— Я прошу прощения, что действовала за вашей спиной. Возможно, это было не совсем этично, но мне необходимо было выяснить все наверняка, прежде чем я скажу вам то, что собираюсь.

Говори уже, мать твою, думает Настя, не сводя глаз с нечитаемого лица преподавательницы.

— Я не могла не заметить, как заинтриговала вас история Барченко. И…

Настя инстинктивно вжимается в папку с распечаткой, которая зажата у нее под мышкой. Что она несет?

— Вам ведь интересно?

— Что?

— То, что он нашел в экспедиции. Его исследования, отчеты. То, что было утрачено после расстрела всего отдела НКВД, где он служил. Про людей, которых он встретил на Севере.

Настя закрывает глаза. У всего этого должен быть какой-то смысл, но он ускользает от нее, дробится на брызги, ударяясь об этот чертов валун в центре ее головы.

— А-а, — отзывается Настя, уставившись в пол.