Обряд

Мишаня перелезает назад и пристегивается. Только сейчас он понимает, что машина стоит под углом, перекрывая дорогу в самом повороте, свесившись своей злой черной мордой вниз, в заросший жухлой травой кювет. Петька бы его убил за такое.

— Я тебе вот так скажу, малой. — Егерь ловит его взгляд в зеркальце заднего вида, одновременно выжимая заднюю. — Ради матери твоей никому не скажу, что ты за руль садился. Она тебе не хуже меня вломит за прогул школы, сам знаешь.

Мишаня, конечно, знает. Только она не вломит. Она будет сидеть за столом и переводить свои пустые глаза с него на дно стакана, а потом, может, скажет, что не того сына у нее забрали или что похуже. Она никогда еще не произносила это вслух, но Мишаня кожей чувствует, что ей приходит это в голову, и ночью просыпается в поту: ему стыдно, что он… жив.

— Ты меня слышишь вообще?

— Слышу.

— Так вот. Дерзкий ты наш. Матери ничего не скажу, довезу куда надо, и сделаем вид, что это я тебе помог, понял?

— Понял.

— Только самое главное уясни. Никогда больше не ходи в этот лес. Никогда. Усек?

— А…

— А вот так. Никогда. Если сунешься туда еще — я все узнаю. У меня везде глаза, понял? И вот тогда уже тебе ничего не поможет — закончишь как брат, усек, сопляк?

Мишаня чувствует клокочущую внутри злобу, хочет что-то сказать, возразить, послать, в конце концов, этого вруна на три буквы, но не может — запал кончился. Он только мычит в ответ с привычной смесью презрения и покорности, опуская глаза в пол.

— Вот так вот. Тебе же хуже будет, пацан, на носу себе заруби.

С этими словами Егерь делает музыку погромче и сворачивает из леса на дорогу в поселок. Времени уже три часа дня, по обочине главной улицы медленно бредут, распинывая кроссовками листву из-под ног, двое его одноклассников. Мишаня ныряет на сиденье, позабыв, что стекла у «лансера» тонированные. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем все узнают, что Петькина машина вернулась из леса? Но больше по дороге до автомастерской они никого не встречают — правду говорят, вымирает поселок.

— Тебе ведь сюда? — Егерь притормаживает возле дверей в ангар.

— Ага.

— Ну, бывай.

Прежде чем Мишаня успевает попрощаться, Егерь выходит из машины и уверенным шагом направляется назад, в сторону леса, на ходу разговаривая с кем-то по телефону шепотком, так что Мишане не расслышать.

* * *

— Опу-петь. — Васек стягивает по очереди с каждого пальца огромные, дочерна засаленные перчатки и бросает их себе под ноги. — Прямо прыгнул на тебя?

— Да не на меня, через дверь.

— Фига.

Он закуривает, отойдя на пару шагов от УАЗа, из-под которого только что вылез. Капот его поднят, ржавые металлические внутренности похожи на кишки в брюхе.

— Ага.

— Че, пошли тачку Петькину прочекаем.

Они выходят из гаража. Ледяной воздух обжигает Мишане ноздри, бодрит и веселит какой-то энергичной нервной радостью. Он переминается с ноги на ногу, пока Вася обходит «лансер», потом открывает дверь и забирается внутрь.

— Красава, конечно, только че так внутри сцеплением горелым пахнет?

— Да Егерь водить нифига не умеет.

— Н-да, н-да, он странный чел, согласен. Не понимаю только, че ты меня, там, или Санька помочь не попросил?

Мишаня перепрыгивает с левой ноги на правую, потом обратно.

— Да я и сам не верил, что ключ найду.

— Но нашел?

— Ага. Ну вот же. — Мишаня указывает рукой в сторону блестящей туши «лансера».

— Ну да, ну да. И Егерь там был?

— Ага. Работу работал.

— И подвез до поселка?

— Именно так.

Вася делает последний затяг и щелчком отправляет окурок на асфальт.

— Сейчас Санек подъедет — порешаем.

— А чего порешаем?

— Ну, все и порешаем. Он у нас решала теперь, раз братана твоего нет.

Саша, впрочем, не подъезжает, а, ежась от холода в тоненькой спортивной куртке, выворачивает из-за угла на своих двоих.

— Ну что у вас тут? — Он оглядывает машину, пожимает руку Васе, затем, будто секунду замешкавшись, хватает выставленную вперед взволнованную влажную ладонь Мишани.

— Я волка нашел. Который Петьку убил.

Саня смотрит на него прищурившись.

— И ключ нашел, и волка нашел? Как в сказке прямо.

— В какой?

— Ну про кощееву смерть, мама в детстве не читала? Яйцо в утке, утка в зайце.

У Мишани перед глазами встает раздутое тело оленя, такое большое, будто в нем и правда кто-то прячется. Он моргает глазами, отгоняя воспоминание.

— На земле ключ нашел. Он валялся там.

— А-а, — тянет Саня. — Вась, курить есть?

Тот протягивает ему початую пачку «Кента».

— Будешь?

Мишаня отрицательно качает головой и тут же жалеет, тянет было руку, но Саня уже передает пачку обратно Ваську.

— Так что там с волком?

— Он заперт в пещере. Если идти дальше от камня того, будет старая просека, потом гора и обрыв.

— Ага. Гора мертвых или как там на чухонском ее называли, перед ней ущелье, знаю такое. Так и что там?

— Что-то вроде пещеры, надо по тропинке вниз немного спуститься, а потом там выступ, и на нем… ну как дверь, что ли. Ну да, дверь. И замок навесной.

— И там кто-то запер тварь эту?

— Да. Вроде на цепи. Громыхало там чем-то.