Обряд

Матвей поднимается с кресла и как будто бы идет к ней, но потом сворачивает, словно передумывает в последний момент, и направляется к дверям в прихожую. Ни один из хозяев даже не поднимает на него взгляд, глаза обоих голов чудовища устремлены на Настю.

— А документы нужны будут? Я тут недавно… потеряла паспорт.

— Я не думаю. Все ваши необходимые данные у нас уже есть.

— Хорошо.

— Вы согласны?

— Согласна, — произносит Настя, пытаясь поймать глаза Матвея, но кресло оказывается пустым.

— А ваша мать — она жива? — после паузы спрашивает Ростислав.

Настя качает головой. Марианна что-то записывает у себя в телефоне, сдвинув брови.

— Как жаль. Как жаль. В любом случае вам следует поговорить с родственниками: может быть, кто-то знает больше об истории вашей семьи. Очень мало осталось людей, у которых можно проследить род. Регион вымирает.

Настя думает о родне — три надгробья на трех разных кладбищах.

Матвей возвращается в комнату; половица тихонько скрипит под его ногами, сиамские коты танцуют возле него, пытаясь дотянуться до его пальцев своими бархатными черными лапами. Он садится обратно в кресло, сложив локти и колени, как насекомое. Один из котов прыгает на спинку кресла и трется ухом о его темноволосую голову.

— Надо же, какая любовь, — умильно улыбается Марианна. — Обычно они ведут себя как маленькие убийцы.

На мгновение все в комнате молча наблюдают за тем, как кот, мурлыкая, пытается устроиться у Матвея на плече, как вдруг полумрак комнаты освещают синие и красные всполохи. Следом за ними воздух пронизывает звук сирены.

Матвей действует быстрее, чем Настя успевает сообразить. Он хватает ее за руку и произносит:

— Нам пора. Простите. Настя вам перезвонит.

Затем выталкивает ее в коридор. Но она и сама уже понимает, что эти сирены — это за ними. Настя хватает пальто, и они стремительно выскакивают за дверь.

— Минуточку! Постойте! — кричит Ростислав. — Что случилось? Куда же вы?

Настя оборачивается на него, блеснув бездонным от ужаса зрачком.

— Котов не выпустите, — устало произносит им вслед Марианна. — Ростик, ну я же говорила…

Но коты и не думают уходить. Их кофейно-сливочные мордочки наблюдают за двумя черными силуэтами, которые спешат через двор, утопающий в красных и синих вспышках.

* * *

У Насти дежавю. Хотя в этот раз они даже не бегут, просто торопливо перебирают ногами по причмокивающей грязи, ни разу не обернувшись на свет мигалок, как ветхозаветный Лот, сбегающий из Содома. Когда они заворачивают за угол и сине-красные лучи больше не достают до них, Настя останавливается, чтобы перевести дух, и вцепляется пальцами в запястье Матвея.

— Это все объясняет, ты понимаешь?

— Пожалуйста, пойдем. — Он тянет ее за собой, через тяжелые ржавые ворота и дальше в лабиринт дворов-колодцев, соединенных узкими перемычками арок. Дрожащий желтый свет фонарей отражается в оконных стеклах. Они петляют дворами, изредка пересекая безлюдные темные улицы, загребая все ближе и ближе в сторону университета, удаляясь от Гавани и профессорской квартиры.

— Но ведь это все объясняет, ведь правда? — продолжает Настя, не замечая того, что ее сапог почти провалился в прикрытую талым снегом выбоину в асфальте, спотыкаясь и продолжая идти. — Тайна раскрыта: просто со мной случается это мерячение, и я теряю память.

— Ничего не может быть раскрыто, пока ты не вернешься в поселок, к камню.

Они заныривают в очередной двор, пройдя насквозь через незапертую парадную укутанного строительными лесами заброшенного дома.

— Ты думаешь, что они говорили правду? — спрашивает Матвей, останавливаясь возле притаившейся в углу самого последнего колодца машины. Через мгновение Настя узнает в ней его крошечную «микру».

— Уверена, потому что у меня есть именно такие особенности.

— Какие особенности?

Он поворачивает ключ в замке водительской двери, озирается по сторонам и кивком головы показывает Насте на пассажирское место.

— Блин, Матвей, ты чем там вообще занимался? В «Клуб романтики» в телефоне играл? Необычные способности. Мерячение, шаманы и все такое. Не слышал?

— Слышал.

— И что? — Она разводит руками.

— Садись, пожалуйста, в машину.

Внутри, когда он заводит двигатель и машина с зубовным скрежетом выкатывается из двора, Настя продолжает гнуть свою линию.

— Если ты слышал, то ты должен понимать, о чем я говорю.

— Я не понимаю. Прости. — Он хмурится, уставившись на дорогу. Дворники скребут по стеклу с заунывным присвистом, влево-вправо.

— То есть ты считаешь, что можно взять и вызвать сатану, но у меня не может быть какой-то особенности мозга, которая заставляет меня терять куски своей жизни и делать странные вещи, о мотивах которых я могу только догадываться?

— Это какие?

— Неважно.

— Тогда скажи мне, что важно.