Обряд копья

Густые утренние тени, казалось, могли скрыть чудовище любых размеров. Редкий ветерок шевелил ветви деревьев, покрывая меня густым слоем мурашек каждый раз. Но даже когда густая листва полностью перекрывала мне вид на гору, я всё равно её видел.

В горле встал ком, рядом шёл отец. И я сразу успокоился. Я не один, а вместе мы справимся. Понимая, что выбора у меня нет, перестал сопротивляться и стал думать головой, а не трясущейся от страха задницей. Папа писал об этом, меня зовёт моя стихия, а значит сегодня у меня есть шанс исправить проблему с прозрением.

Скоро тропа начала забирать вверх, что, безусловно, было удачей для меня, если получится по ней добраться до вершины, к которой меня так тянет, то это существенно увеличит мои шансы на выживание здесь. Идти стало сразу существенно тяжелее, приходилось очень часто останавливаться, чтобы отдохнуть. Для меня это было странно, ведь я три года тренировался каждый день, и без хорошей выносливости я не смог бы делать по шесть с половиной тренировок в день. А тут всего лишь уклон, который выжимает меня досуха за сто-двести шагов.

Очень скоро я уже и думать забыл об опасностях леса, весь был сосредоточен на шагах. И каждый мой шаг сопровождался желанием свернуть назад, но тут я был бессилен, меня очень сильно влекло наверх, туда, к самой вершине. В очередной раз оторвав взгляд от тропы и вперив его в невидимую из-за растительности цель, я больно ушиб палец на голой ноге и с шумом упал на задницу от того, что дёрнулся.

Меня начало утаскивать вниз, я не смог удержать равновесие. Попытался в падении перевернуться на руки, чтобы хоть не головой катиться, но сделал только хуже, покатился боком. Не далеко, копчик больно-пребольно стукнулся о дерево. Из глаз брызнули слёзы боли и обиды, но притяжение родной стихии было сильнее даже такой ситуации, руки, будто чужие, сами подняли меня на ноги, игнорируя резкий укол в спине.

Впрочем, с первыми же шагами боль унялась, я увидел прямо перед собой стихийную траву. Два острых, как ножи листика проклюнулись прямо через крупный камень, сделав в нём тонкую трещину, по ним на камень капала вода, которая собралась уже в целую лужу. Сглотнул набежавшую слюну, когда вспомнил обрывок прозрения, там тоже была трава. Есть же люди со стихией растений, которым охота не нужна для развития совсем — они собирают травы и так познают свою стихию.

Стоило мне подобраться на расстояние шага — я снова поднял взгляд выше и просто-напросто перешагнул стихийную траву. И сам себе ответил на разочарование — это не моя стихия, но если вернусь в деревню живым, обязательно расскажу о находке Вире. Судя по всему, эта трава про воду, и пригодится нашей водоплавающей охотнице.

Ещё через пару переходов я добрался до конца тропы — впереди был курумник, оставшийся после старого обвала — в щелях между крупных камней уже набилась земля, и там цвели мелкие цветочки, какие никогда не увидишь внизу. И упрямая воля не дала мне обойти препятствие, она потащила меня напрямик, так что очень скоро я расцарапал себе все руки о мелкие камушки и острые выступы на грубых сколах камня. И происходящее снова начало меня пугать. Что если я навсегда потеряю волю здесь? Как Лемр, который, по рассказам мамы, потерял себя в стихии, когда она ещё была совсем маленькой.

Был человек, и нет его — обратился ледяным ветром посреди жаркого лета. Бррр…

Сразу за курумником располагалась небольшая полянка с дикой малиной, пригретая утренним солнцем, она покрылась множеством мелких цветочков. И всё бы ничего, но упрямая сила тащила меня прямо через кусты! Цель была так близко, что, казалось, если я сломаю ноги, буду идти на руках, если сломаю и их, буду зубами выгрызать себе каждый шаг. Моих сил хватило только на то, чтобы прикрыть от колючек лицо руками.

Такими темпами мне не понадобятся даже звери, которые обязательно придут на запах моей крови. Я просто самоубьюсь, пробираясь к вершине. Я уже размышлял над тем, чтобы заорать, но был не уверен в том, кто первый меня найдёт на крик: звери или охотники? Надо было раньше об этом подумать, может, тогда бы и не помер бы здесь так бездарно. А охотник меня бы и довёл до вершины, зов стихии — это редкое событие, идущие к стихии, к таким вещам относятся трепетно.

От кустов я отошёл ещё шагов на двести. Очень медленно, мышцы были ватные, перед глазами то и дело темнело, вокруг бегали непонятные точки, одышка такая, что её, наверное, слышно из деревни. И вот здесь меня отпустило.

В себя я приходил целую вечность, мышцы беспощадно болели, соревнуясь в этом с ушибами. Царапины и укусы насекомых зудели так, что я чуть не содрал себе кожу ногтями. Но всё плохое имеет свойство заканчиваться, вот и я оклемался. Царапины натёр соком подорожника, и зуд прошёл, а ушибы были не то чтобы сильными, просто жаловались мне за всё время, пока я их не чувствовал.