Обряд копья

Я пытался как можно полнее вспомнить их отчаянье, чтобы почувствовать отклик в себе, но — пусто. И какая-то мысль упрямо ускользала от меня. Что-то важное, что не давало мне отчаяться, даже в такой ситуации. А после тренировки я и вовсе успокоился. Сидел в позе для медитации, не спеша начинать новый цикл, пока не услышал приближающиеся шаги. Открыл глаза и вопросительно посмотрел на Дору.

— Прости меня. Это я во всем виновата! — Дора потупилась, отчего её зелёные волосы полностью скрыли лицо. У неё первой из нас четверых, достигших сегодня двенадцатой весны, детский белый цвет волос сменился взрослым — цветом насыщенной зелени. Не то чтобы это что-то значило, мои волосы вон до сих пор не сменили цвет, хотя я уже и прозрел, и даже достиг пустой головы, но она гордилась этим, сразу, как волосы начали зеленеть, остригла белые пряди и долго ходила с коротким зелёным ёршиком на голове. Сейчас они уже были ей до плеч. А ещё у неё всё лицо было в грязных разводах от налипшей на слёзы пыли.

— Да что ты говоришь такое? Как это ты можешь быть виновата в том, что сделал этот чужак?! — неожиданно её слова меня выбили из спокойного состояния, я снова стал злиться.

— Не чужак он, просто… Он сказал, а я… — девочка потупилась, покраснела вся и, расплакавшись, убежала прочь.

Вот ведь странные создания. Но её появление заставило меня вспомнить о береге и рыбе, так что я бегом побежал к озеру. До слёз не хотелось терять зеркалку, столько пережил ради неё, и просто забыть? Меня хотел остановить Алед — отец Алема. Опять резанула схожесть наших имён, будто слова Алема там, на берегу были правдой, так что я смутился и пробежал мимо, а он не стал меня преследовать.

У берега я был уже совершенно больной и разбитый, болел бок, тяжело стучало сердце. Будто я бежал не несколько минут, а несколько часов подряд. Меня резко, без предупреждения, вырвало прямо в воду. Брезгливо вытерся и отошёл чуть в сторону. Зашёл в воду по щиколотки, чтобы сделать тренировку — озеро всегда меня успокаивало. Холодная весенняя вода мягко обняла мои ноги, будто вытягивая все тревоги. И я провалился в упражнения весь, без остатка.

В этот раз мне удалось прочувствовать эффект от пустой головы полностью. Чувства улеглись, болезнь прошла. Совершенно спокойный, добрался до ограды, где у берега всё ещё была привязана моя сетка с рыбой, та не смогла её разорвать, хотя билась, чувствуя рядом свору чушниц, только и ждущих, когда рыба выбьется из сил. Вовремя я пришёл.

Слегка отстранённо собрал свои снасти, повесил на спину сетку, которая ощутимо придавила меня к земле. И понёс добычу маме, она там, наверное, беспокоится. А так, увидит мой улов, спокойного меня и сама успокоится. Пусть это будет так.

Я прошёл через деревню так, будто на меня никто не смотрел, хотя это было не так. Отец Алема уже куда-то ушёл, так и не решившись со мной заговорить. Я пришёл домой, где на столе меня ждала тарелка остывшего супа и ломоть хлеба. Мама сидела с тревожным лицом и как обычно вязала. Ну и правильно. Я показал ей свой улов, она, молча, глазами кивнула, улыбнувшись. И всё, я понял, что кризис миновал. Осталось только дождаться вечера.

Я больше не хотел сегодня тренироваться, хотелось побыть с мамой. И мы, молча, занимались каждый своим делом — она вязала, а я бегал вокруг, делая домашние дела. Чувствовал постепенно растущее снаружи напряжение и всячески ему противостоял, чтобы сохранить наш уголок спокойствия и тишины. Несколько раз порывался взяться за книгу отца, но каждый раз что-то меня останавливало.

К нам постучались. Значит, пора.

Снаружи, будто ей было дело до наших проблем, сияла Старшая Сестра. Неестественно большая, похожая на каплю красного сока луна сияла, раскалывая небо на две части насыщенной алой полосой света, в которой можно было увидеть очертания другой планеты. Кто-то считал, что это другой мир, кто-то считал, что это будто отражение на воде — наш собственный мир. Сияние случалось ровно четыре раза в год, но даты всегда случайные, потому многие видели в этом тайный знак. И вот…

На суд собралась вся деревня. Костёр разожгли выше самого высокого человека, он зло гудел в центре, а вокруг на брёвнах сидели люди, у некоторых на руках были младенцы. Такое событие случалось редко, да ещё и сияние это…

Меня с мамой посадили в самый центр, жар огня ощутимо щипал кожу на таком расстоянии. Вскоре, когда все расселись по местам, привели связанного Алема — он был собран и зол, ни тени страха в глазах. Что же у тебя такое случилось, а? Неужели действительно, чужой укусил? Да ну, где бы ты его тут нашёл?

— И так, — прошуршал Дрим. Как старший охотник, он должен был решать все споры в деревне. — Алем ударил Арена во время прозрения.

Люди заволновались, переговариваясь, будто за день не успели всё обсудить.

— Молчать! — пророкотал Дрим. И потом уже злым шорохом продолжил. — Я успел провести расследование. С утра Алем почему-то занял место Арена на озере. И Арен пошёл рыбачить за ограду. За это он будет наказан, так как до первой охоты младшим запрещено покидать границы деревни.