Обряд на крови

– Ладно, – сдавленно отозвалась Мёрфи, чуть помедлив.

Я насупился в темноту, борясь с приступом совершенно иррациональной злости. Все-таки я не удержался и оглянулся еще раз. Мёрфи, извиваясь, уже почти полностью проползла в дверь. Ноги у нее были белые, сильные, красивые. И я не мог не признать, что Кинкейд совершенно верно охарактеризовал ее заднюю часть.

Кинкейд придерживал ее за ляжки, не позволяя случайно уклониться слишком далеко в сторону. Или, по крайней мере, лучше бы он делал именно это – в противном случае мне пришлось бы его убить.

Я тряхнул головой и вернулся к своей вахте. «Не кипятись, Гарри, – думал я про себя. – Между тобой и Мёрфи ничего нет ведь. Она не твоя собственность. Она сама за себя отвечает. Она занимается тем, что хочет, с кем хочет. Ты ведь даже ею не увлечен. Не тебе и возникать по этому поводу».

Я повторил эти мысли несколько раз, нашел их безупречно логичными, морально устойчивыми… правда, мне все равно хотелось придушить Кинкейда. Из чего следовал целый ряд выводов, обдумать которые у меня все равно не было времени.

Еще несколько секунд – и я услышал, как они переговариваются вполголоса. Мёрфи описывала взрывное устройство, а Кинкейд давал ей инструкции.

В темноте, за пределами света от дальней химической трубки, что-то пошевелилось.

Я чуть сменил позу и сунул руку в поясную сумку. Достав оттуда пару трубок-светильников, я согнул обе об пол, сломав разделявшую химикалии перегородку, и встряхнул. Обе разгорелись неярким зеленым светом. Я кинул их в глубь коридора, и они прокатились по полу дальше, в расположенную в дальнем конце комнату. Впрочем, трубки почти ничего не высветили: каменный пол, кусок перегородки из сухой штукатурки… Боб говорил, что это помещение используется в качестве кладовой – разбито гипсокартонными перегородками на несколько маленьких кладовок, временное жилье при стихийных бедствиях. Однако все, что я видел, – это нижнюю часть двери, пару штабелей картонных коробок, портновский манекен и светящиеся трубки, которые сам туда и кинул.

А потом что-то большое, четвероногое на мгновение ступило между мной и одной из трубок. Темнопес оказался здоровенным зверем – возможно, крупной немецкой овчаркой, и словно нарочно замер на месте, демонстрируя свои размеры, прежде чем снова раствориться в темноте.

Я стоял, выставив перед собой обрез, и сильно жалел о том, что у меня нет с собой сломанного Инари жезла. В качестве оружия я бы предпочел его, а не этот чертов дробовик. Без жезла, помогавшего мне фокусировать разрушительную энергию огня, я не осмеливался использовать против нехороших парней свою магию, особенно в замкнутом пространстве убежища. Впрочем, может, оно и к лучшему. Боюсь, свою квоту на поджоги общественных зданий на эту неделю я уже исчерпал.

Я не видел больше ничего, но понимал, что там кто-то таится. Поэтому я опустил веки, не зажмуриваясь окончательно, и сосредоточился, прислушиваясь. Я уловил слабое дыхание, но ничего больше.

Черт, плохо старался. Я опустил обрез, расслабил плечи и попробовал еще раз. Звуки дыхания сделались громче, отчетливее, и я разобрал несколько отдельных источников этих звуков. Еще секунду спустя я расслышал слабый ритмичный стук – биение сердца. Сердец. Стук сливался в нестройный хор, но мне удалось выделить две группы. В одной стук раздавался чаще, легче – сердца меньшего размера, должно быть, собачьи. Таких обнаружилось четыре. Другие точно принадлежали людям: пять сердец бились в свирепом адреналиновом угаре – обладатели их прижались к стенам по обе стороны от двери в коридор, вне поля зрения, но менее чем в двадцати футах от меня.

А из дальнего конца помещения до меня донеслись шаги – медленные, осторожные. Они почти бесшумно приближались по каменному полу, и в свечении одной из моих трубок возникла темная, несомненно, женская фигура.

И ни звука сердцебиения от нее не доносилось.

Мавра.

Появились темнопсы, окружив вампира размытыми в полумраке силуэтами. Сердце мое сжалось от недобрых предчувствий, и я мотнул головой, стряхивая концентрацию. Подняв обрез, я поднялся на ноги и попятился.

И снова этот негромкий издевательский смех нарушил тишину подвала.

– Проблема, – бросил я через плечо. – Пять ренфилдов, по меньшей мере, пять псов, и Мавра не спит.

– Разумеется, – произнес сухой, словно пыльный голос Мавры. – Я ждала тебя, Дрезден. Мне кое-что хотелось у тебя спросить.

– Да? – удивился я. Повернувшись к Кинкейду, я чуть слышно спросил: – Долго еще?

Кинкейд пригнулся и подобрал с пола свою пику.

– Секунд тридцать, – буркнул он, на мгновение повернувшись ко мне.

– Забираем детей – и уносим ноги! – шепнул я.

– Я тобой давно уже восхищаюсь, Дрезден, – снова послышался голос Мавры. – Я видела, как ты своей волей останавливаешь пули в полете. Я видела, как ты останавливаешь ножи, и клыки, и когти. – Она сделала жест рукой. – Вот мне и хочется узнать только одно: как выстоишь ты против своего же излюбленного оружия.