И сразу же из-за двери, заслонив от меня Мавру, выступили в коридор два ренфилда. Оба держали в руках по длинной металлической штуковине, у обоих торчали из-за плеч какие-то округлые металлические предметы. На концах металлических трубок заплясали голубые огоньки зажигания, и я понял, что это такое.
Оба ренфилда как по команде подняли огнеметы и залили узкий коридор морем огня.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Рявкнул дробовик – не знаю, правда, сознательно ли я нажал на спуск или просто дернулся от неожиданности. Нехорошие парни находились от меня на расстоянии футов двадцать – отменная дистанция для рассеивания картечи. Если бы я целился по-настоящему, наверное, мне удалось бы уничтожить одного из двух. Однако основная часть заряда прошла между ними, хотя, судя по тому, как они оба дернулись и скорчились, некоторая часть картечин им все-таки досталась. А может, это они от грохота. Огонь неуверенно вырвался из жерл огнеметов и обрызгал пол, стены, потолок коридора горящими шарами – судя по всему, комками смеси бензина и нефтяных сгустков, самодельным напалмом. Воздух в подвале разом сделался из холодного обжигающе-горячим. Даже этот не то чтобы слишком удачный залп почти лишил мои легкие кислорода.
Оба ренфилда, ничем не примечательные мужчины в оборванной одежде – только глаза у них горели диким, фанатичным огнем, – помедлили секунду-другую, а потом расставили ноги пошире и прицелились еще раз. Всего секунду – но и ее хватило, чтобы спасти мою жизнь. Я бросил дробовик, перехватил посох правой рукой и встряхнул браслетом-оберегом. Потом сосредоточил все свои подогретые паникой эмоции в один заряд – и швырнул его вперед стеной энергии.
На этот раз ренфилды пальнули как надо. Огонь ударил из жерл мощной струей, не хуже водяного потока из пожарного рукава. Я остановил этот ревущий огненный шторм своим щитом… вот только мой щит никогда не был рассчитан на то, чтобы останавливать пламя. Вообще-то он неплохо защищает от материальных объектов, и за свою карьеру чародея я справлялся с его помощью с разными штуками – от пуль до обезумевших лифтовых кабин. Остановить-то он огонь остановил, но жар передался через браслет прямиком мне в руку. Несколько галлонов напалма размазались по щиту, продолжая пылать ослепительно ярким огнем.
Это было больно. Боже, как
Я отдернул руку, ослабив концентрацию воли, и щит начал подаваться. Пришлось стиснуть зубы и снова выбросить руку вперед, вновь укрепив щит. Все же я медленно, мелкими шажками пятился назад, почти ослепленный болью, из последних сил не давая щиту развалиться.
– Десять секунд! – крикнул Кинкейд.
Я увидел, как на левой руке вспухают волдыри от ожогов. Пальцы против воли скрючились. Они казались тоньше, словно вылепленные из тающего воска, и сквозь плоть проступили тени костей. Щит все слабел. Боль усиливалась. Я стоял у нижней ступеньки, а пустое пространство между мной и дверью казалось никак не меньше мили.
Не было у меня этих десяти секунд.
Я сосредоточился, присовокупил к своим эмоциям – страху, ярости – еще и эту багровую боль, обратил все в новый заряд энергии и послал ее в посох. Вырезанные на нем руны разом засияли ослепительным светом. В нос ударил запах горелой древесины, и когда посох готов был уже рассыпаться пеплом, я выкрикнул:
–
Энергия, которую я накачал в посох, взметнулась из него невидимой змеей. Щит рухнул, и почти сразу же по лестнице с визгом слетел ураганный вихрь. Он закрутил полы моей старой куртки, захлопал ими, как флагом, а потом подхватил горящий напалм и швырнул его обратно, добавив воздуха для лучшего сгорания.
Огонь обезумел. Он слизнул плесень со старых камней, сгладил трещины в полу; напитанные влагой камни трескались и плевались паром.
Еще мгновение я видел ренфилдов, продолжавших поливать коридор огнем. Они завизжали, но Мавра выкрикивала им команды стоять на месте. Они повиновались – и это убило их. Напалм накатил на них, и оба исчезли в клубящемся пламени.
То, что осталось лежать на полу после того, как огонь схлынул, ничем не напоминало человеческие останки.
Я не ослаблял напора воли, гнавшего огонь все дальше, в глубь кладовой, заливая ее смертоносной оранжевой рекой, оставляя только почерневшие угли. Еще несколько полных боли секунд я поддерживал ветер, потом силы мои иссякли, и руны на посохе померкли. Боль захлестнула меня с головой, я почти ослеп от нее.
– Чародей! – взвыла Мавра полным змеиной злобы голосом. – Чародей! Чародей! Убейте его! Убейте их всех!
– Подберите его, – рявкнул Кинкейд.