Обрученные с дьяволом

— Уровень психологической совместимости у тебя с ним выше, чем у меня.

Гадая над тем, что шеф хотел этим сказать, я удалился в приемную и воспользовался Гелиным двухканальным "Дженерал-Электрик". По счастью, начальник угро торчал у себя в кабинете. Мне он не обрадовался, вопреки утверждению Никодимыча о нашей с Митричем взаимной симпатии. Или я неправильно понял своего командира?

— Здравствуйте, товарищ подполковник! — пропел я в трубку в ответ на саркастический вопрос Сысоева: "А-а, так ты еще жив?!".

— Привет-привет… — пробурчал Митрич. — Чем обязан вниманию выдающихся пинкертонов?

— Холмсиков, — мягко поправил я. — Нет ли у нас в городе нераскрытых серийных изнасилований, развратных действий и прочих малоприятных вещей?

— А что? — осторожно поинтересовался Митрич в свою очередь.

— Ага, вероятно, я чересчур широко поставил вопрос. Сузим. Не завелся ли в наших местах маньяк типа Чикатило?

На другом конце провода наметилась легкая паника, о чем свидетельствовало участившееся дыхание и невнятное бормотание. Последнее быстро оформилось во вполне четкий и возмущенный крик:

— Ты что плетешь, дурак?! Типун тебе на язык!

— Спасибо! — вежливо поблагодарил я и аккуратно положил трубку.

С некоторых пор Сысоев считал нас своими злыми гениями, раскапывающими специально для него латентные преступления. Их малочисленность не портила статистических сведений, отражающих успешную борьбу милиции с преступностью, но зато, с точки зрения качества, доставляла угрозыску массу хлопот и нервотрепки. Митрич с суеверным трепетом воспринимал каждое наше обращение к нему даже по пустяковым вопросам, подозревая за этим неизбежное и грандиозное продолжение. Недавно, например, я битый час выведывал у него адрес владельца обрызгавшей меня грязью иномарки, намереваясь всего лишь набить морду наглецу, а подполковник сперва подумал, будто мы сели на хвост одному из уголовных авторитетов, которому, как позже выяснилось, принадлежала злополучная машина. Мне стоило больших трудов убедить Сысоева, что мною движет исключительно частный интерес и авторитетом наше агентство вовсе не занимается, а, значит, гибель мафику не грозит и обычных разборок со стрельбой и трупами, неизбежно сопровождающих подобного рода печальный исход, в городе не предвидится. Кстати, физиономия водителя авторитета в итоге не пострадала. Я не успел совершить вендетту, ибо на следующий день мой обидчик по пьянке врезался в груженый КамАЗ и на месяц угодил в больницу — справедливость восторжествовала и без моего вмешательства…

Мои воспоминания прервал телефон, от которого я не успел отойти.

— Константин! Что вы затеваете? — заорал Сысоев, оставаясь верным себе.

Из кабинета выглянул Никодимыч, удивленный моим затянувшимся отсутствием. Я сделал страшные глаза и скосил их на трубку. Шеф понимающе улыбнулся.

— Успокойся, Митрич! Я надумал писать диссертацию по криминалистике — собираю практический материал.

— Врешь!

— Ну, хорошо, сдаюсь…

— Выкладывай!

— Кандидатскую будет защищать Никодимыч — куда мне, дураку?! Жаль, что ты не можешь нам помочь.

— Издеваешься? Не дай Бог, я узнаю…

— Не дай Бог! — согласился я и дал отбой.

Еще через три минуты мы с Никодимычем запирали входную дверь нашей конторы. В приемной безутешно надрывался телефон: Сысоев — мужик упрямый.

* * *

На центральной улице города мы расстались: сели в троллейбусы и разъехались в противоположных направлениях.

Народу в салоне было мало, и я с чистой совестью занял свободное место под табличкой "Для детей и инвалидов". Однако через две остановки пассажиров прибавилось. Возле меня притулилась бабулька с увесистой сумкой. Пришлось встать.

— Спасибо, милок! — радостно прошамкала бабушка. — Дай тебе Бог здоровья!

— И вам того же! — вежливо поклонился я.

— Воспитанных теперь мало… Все господа попадаются. Вот раньше…

Она охотно ударилась в воспоминания. Я рассеянно слушал, отпуская короткие междометия, дабы не выглядеть в ее глазах неучтивым человеком. Бабушка все дальше и дальше углублялась в прошлое советского государства. Когда она добралась до периода индустриализации, троллейбус подкатил к нужной мне остановке. Я без горького сожаления простился с ровесницей Первой Конной армии.

Листовы жили на втором этаже блочной пятиэтажки. Двор утопал в пыльной зелени. Поражало обилие собак всех пород и мастей, в изнеможении валявшихся под кустами: то ли жильцы дома коллективно состояли в обществе собаководов, то ли псы избрали это место для проведения сходки.

Дверь мне открыла Инга. Я сразу снял с Тамары Михайловны обвинение в предвзятости к своему ребенку. Девушка на самом деле выглядела эффектно: стройная, длинноногая блондинка с яркими васильковыми глазами. Она дружелюбно улыбнулась.

— Вы, наверное, Константин? — Ручеек мелодично побежал по камешкам.

— Вы, наверное, Инга?

— Проходите.

Она провела меня в гостиную, где за обеденным столом сидела Тамара Михайловна и что-то переписывала в толстую тетрадь из еще более толстой книги. Увидев меня, Листова-старшая поспешно вскочила и шагнула навстречу.

— Самообразованием занимаетесь? — догадался я.