Она посмотрела на книгу, которую сжимали ее руки. И не напрасно посетили религиозные мысли, ибо сегодня она намеревалась приняться за вторичное прочтение Библии. Впервые в жизни Священное писание вызвало в ней интерес, и то лишь благодаря тому, что это произошло по ее воле, а не по чьему-то велению. Быть может, ею помыкала образованность самого сенатора, ведь ей приходилось восхищаться его трактовкой Библейских учений. Но гораздо больше этого просило ее сердце… Поэтому, вверив себя своему внутреннему чутью и продолжая сидеть на краю обрыва, Каролина раскрыла перед собой Библию, чтобы погрузиться в чтение. И тут бы ее поправили духовные учителя – никто не читает Священное писание, будто обычную книгу. Нужно по главе, обдумывая и чувствуя каждое слово… Но синьорина все видела по своему и знать не хотела о привычных нормах.
Спустя какое-то время, когда день перешел за полдень, в морском просторе показалась рыбацкая лодка Адриано. Сенатор стоял во весь рост, держась за поля шляпы и глядя на сидящую высоко над морем Каролину, которая дожидалась их приближения к берегу.
– Нери, ты вчера пытался заметить мое несправедливое отношение к гостье. Полюбуйся на эту девчонку! – рассерженно выдохнул Адриано, и угрюмо гребущий веслами испанец с оживлением заметил, что сенатор едва сдерживается, чтобы не выругаться. – Синьорина Диакометти, дама из высшего сословия, сидит на самом краю обрыва и занимается чтением наверняка какой-нибудь красноречивой книги. Ничего из этого ей не позволительно!
Нери криво улыбнулся, посмотрев, как Каролина поднялась на ноги, не отступая от края обрыва, наблюдала за ними.
– Она обезумела, – процедил сквозь зубы Адриано. – Она даже не думает, что земля может посунуться и…
Нери услышал тяжелый и взволнованный вздох Фоскарини, заметил напрягшиеся желваки на лице Адриано и произнес:
– Осмелюсь заметить, сенатор, что вас и привлекает в ней то, что она не соблюдает эти ваши аристократические нормы. Она просто живет.
Адриано ничего не ответил на слова Нери, а лишь внимательно наблюдал, как Каролина направилась к каменистому спуску, ведущему на берег моря. И впрямь, он почему-то стал замечать ее поведение, порой возмущаясь ему, словно имел право делать ей замечание. Да ладно с этими нормами и манерами! Он давно опустил из их общения какие-либо требования к ней. Осуждение в нем возникает словно по привычке, внедренной в сознание человека обществом.
Уже на берегу, увидев приближающуюся Каролину, сенатор готовился начать нравоучения о пренебрежительном отношении к тому, что он считает истинной ценностью в своей судьбе – ее жизни. Но эти прекрасные взволнованные глаза, растрепанные поднявшимся морским ветерком золотистые локоны и легкая улыбка на алых губах не позволили ему произнести даже звука в упрек ее неосторожному поведению.
– Наконец-то, сенатор! Я волновалась о вас… – промолвила Каролина, глядя на приближающегося Адриано.
Тот лишь окатил ее рассерженным взглядом, словно ледяной водой.
– Ваша жизнь, очевидно, совершенно не имеет для вас ценности, если вы даже не подумали об опасности, когда спокойно проводили время на краю этого утеса!
Он тяжело задышал то ли от возмущения, то ли от тяжелой ноши, которую выгружал из лодки на берег.
Каролина пронзительно посмотрела в горящие влюбленным гневом карие глаза и распознала в них, словно в отражении, сводящие с ума чувства собственного сердца. Ее обыкновенное ритмичное дыхание нарушалось силой биения страстных чувств, исходящих от Адриано.
– Признаться, я не подумала об опасности. Мне бывает чуждо ощущение страха перед риском, – виновато отметила она. – Прошу прощения, сенатор, если заставила вас взволноваться.
Разумеется, это были лишь вынужденные объяснения и извинения. На самом деле ее безумно радовал тот факт, что Адриано выразил свое беспокойство о ней.
Он лишь тяжело вздохнул и отвернулся к лодке, чтобы помочь Нери разобраться с уловом и рыболовными снастями.
– Как я погляжу, вы не в духе, сенатор. Как улов? – спросила несмело Каролина, и сенатор свалил у ее ног небольшой мешок с мидиями и устрицами.
– И ваш любимый лангуст тоже послужит сегодня неплохим украшением вечерней трапезы, – он прекрасно помнил, что Каролина любит запеченное блюдо из мяса омаров.
– Простите меня за очевидную дерзость, Адриано, но я хотела… – она несмело, словно провинившийся ребенок смотрела на него, но все же решилась продолжить. – Я хотела… осмелиться просить вас устроить небольшой пикник и пожарить мидии на костре на берегу моря.
Адриано едва сдержал доброжелательную улыбку, которую вызвала у него тревожность синьорины, и опустил глаза.