Обрученные Венецией

Черт побери, со всем можно справиться! В конце концов, власть в его руках имеет поразительные масштабы. Адриано криво ухмыльнулся. Зато теперь он не женится! Он сделает все, чтобы приумножить богатства и отдать дань незаменимой Венеции, но брак он обойдет самой дальней дорогой. Женщины в его жизни будут существовать лишь для утех. Ему вспомнились любовные интриги, в которые он так часто себя вплетал. В списке соблазненных ему женщин было даже несколько замужних дам, которые сами полезли в его штаны. Он заметно ушел от этих без– умных связей, когда в его судьбе появилась Каролина.

Но, довольно! Будет с него! Нет в его жизни более места для этой женщины! Нет сердца, нет любви, не может быть боли! Прежде он знал, что любовь – лишь дивный плод воображения глупцов-поэтов, и существует для того, чтобы тешить верящих в нее наивных романтиков и зарабатывать на продаже собственных книг. Не стоило ему когда-то изменять своим принципам и отдаваться чувствам… Один лишь раз он не сумел совладать с собой, – и вот к чему это привело!

"Ты так и не научился прислушиваться к своему сердцу"

Вся спина изнывала от боли из-за жуткого неудобства на монастырском ложе. После горы воздушных перин и подушек на кроватях сенатора Фоскарини сон на этих ужасных досках казался Каролине невыносимым. С соседней койки доносилось кряхтение кормилицы, так же тщетно пытавшейся уснуть. Да все это пустяки в сравнении с причинами, которые привели их обеих в это жуткое место! Тяжелый вздох, вырвавшийся из самого сердца, едва скрывал в себе безудержную боль. Как же так? Несколько дней назад она порхала от счастья, и в один миг все разрушилось, словно от молнии, посылаемой самым Всевышним. Что же могло подвигнуть Адриано на поступок, напрочь лишенный чувств и милосердия?

Нет, она не перестанет его любить! Никогда не перестанет, и ей известно это! Ее душа даже не желала его ненавидеть. Единственное чувство, которое вызывал в ней его поступок, – это сожаление. Сожаление и безумное разочарование его опрометчивостью. Рассудительный ум Адриано пал перед убеждениями странного вероломца, посягнувшего на его жизнь. И теперь неразумие мужа ее невероятно огорчало!

Что же теперь? Сжалится ли Всевышний и даст ли им возможность вернуть свою любовь и доверие друг к другу? Смогут ли они достойно пройти это тяжкое испытание? А, быть может, им и не судилось быть вместе до конца своих дней? Вероятно, Господь предоставил возможность испытать жалкие капли человеческого счастья, которые и вовсе не могут существовать в их мире? И теперь их ждет суровая жизнь, исполненная истинной реальности…

Громкий звон колокола заставил Каролину поморщиться. Ей едва удалось уснуть ближе к рассвету, как тут же этот противный звук разрушил мир долгожданного покоя. А следом за этой неприятностью она ощутила несносную боль, распространявшуюся по всему телу, словно ее переехала огромная колесница. Через какое-то время Каролине удалось вспомнить о произошедших накануне событиях, и это воспоминание совсем лишило ее сил. Подниматься с кровати она даже и не думала, – слишком дурное самочувствие сковало тело.

Звон колокола продолжал трубить на всю округу, и вскоре послышался упорный стук в дверь кельи. С соседней кровати послышался скрип, и ворчащая Палома тут же поднялась с нее. Громыхание за пределами стен и внутри них сводило с ума обеих женщин: и хотя бы что-то одно из этого нужно было прекратить! Палома распахнула скрипучую дверь, которая казалась настолько дряхлой, что ее можно было и не запирать, – ее дни были сочтены. На пороге их кельи стояла незнакомая монахиня со свечой в руке.

– Слава Иисусу Христу! – сказала она, и Каролина с удивлением услышала, что в ее голосе ощущалась, скорее, порицающая нотка, чем милосердная.

Женщины в недоумении застыли.

– Вы должны ответить: «Во веки веков. Аминь».

Те продолжали молчать, в полусидящем состоянии ожидая объяснений цели столь раннего пробуждения.

– Мы встаем на рассвете, чего Господь ждет и от вас.

Каролина подоспела к открытой двери, ожидая увидеть вчерашнюю смиренную служительницу сиих мест. Однако перед ней предстало абсолютно незнакомое лицо, сокрытое черным покрывалом. Глаза монахини, в которых, в представлении Каролины, должны были отражаться благочестие и покорность, с упреком пронзали гостей монастыря, всего за одну ночь прослывших в этих стенах бунтовщиками. В своих руках инокиня перебирала четки с распятием, и в этих движениях Каролина ощутила некую нервозность.

– Прошу простить, сестра, а вы кто? – спросила Каролина с нескрываемым недовольством. – Накануне мы имели честь общаться с другой сестрой.

– Я – сестра Анна, – ответила та. – Сестра Елизавета попросила меня разбудить вас для чтения утренних молитв. После этого вы будете готовы к утренней мессе. Сама сестра Елизавета будет ожидать вас в храме.

– Это нам понятно, – все еще сонно ответила Палома, – но нас притащили сюда насильно и не предупредили о ваших обычаях!