Обрученные Венецией

– Отчего же вы стоите, сестры, словно истуканы? Накормите солдата с дороги и дайте ему передохнуть. На нем лица нет: целый день по полям и ухабам в эту глухомань…

Кто именно среди служительниц Богу был рядом, Каролина не сразу рассмотрела, пока одна из них не обернулась. Сестра Елизавета многозначительно махнула рукой, давая синьоре знак помолчать и отойти, и, уловив это, Каролина тут же отвернулась от них, кокетливо улыбнувшись Антонио на прощанье. Взяв под руку кормилицу, она повела ее к скамье под увесистым деревом.

– Что стряслось, синьора? – спросила Палома, заметившая многозначительное переглядывание монахини и Каролины.

– Ничего, – шепнула еле слышно та, – но полагаю, что совсем скоро мы отправимся с тобой собирать вещи.

– Сестра Марта, отведите глубокоуважаемого путника в трапезную и покормите, – громко велела Елизавета, и Каролина услышала ее. – Затем пусть немного отдохнет с дороги и отправится в путь. Не прерывайте по пустякам матушку Марию во время вечерних молитв. А я скоро подойду, вот только отчитаю непокорную синьору с ее слугой за непристойное поведение и нарушение монастырского устава.

Тут же сестра Елизавета направилась к Каролине и громко промолвила:

– Синьора Фоскарини, сию минуту вернитесь в келью и займитесь чтением молитв! Иначе ваша и без того грешная душа навеки останется во власти тьмы.

Каролина поднялась со скамьи, надменно и раскатисто отвечая игре монахини:

– Сестра Елизавета, нечего вам командовать мной! Ваши сестры уже давно готовятся ко сну, почему бы и вам не заняться этим делом?

Когда сестра Марта с Антонио скрылись за дверями монастыря, Елизавета тихо шепнула:

– Синьора, сию минуту собирайте необходимые вам вещи, а я пока приму для вас деньги, которые привез этот гонец. Они сейчас у него. Вам нужно торопиться, оттягивать побег некуда: матушка Мария замышляет на ближайшие дни ваш постриг. Без соблюдения каких бы то ни было обрядов, без принятия вас в послушницы… Да что там говорить… – сестра увидела в сумерках лицо Каролины, исказившееся в ужасе. – Впрочем, нет времени, синьора. Сегодня вы отсюда бежите! Лошадь будет пастись на заднем дворе у северных ворот, которые я распахну перед вами в полночь. Матушка в это время видит десятый сон, да и сам путник к этому времени сможет уснуть.

Каролина рассекала полосы по келье, моля Бога о том, чтобы ничего не сорвалось в эту ночь. Она слышала, как стихал слабый гул и едва различаемый шорох в кельях, и это означало, что монахини ложатся спать. Ее нетерпение изводило душу: страх, что все может сорваться, мешал разуму собраться с силами и подумать о предстоящем пути. Им нужно быть бесшумными, словно тени…

Каролина посмотрела на Палому. Ох, сможет ли старуха стать пушинкой, чтобы бесшумно передвигаться по монастырским коридорам или же выдержать долгий путь верхом и не свалиться наземь? Качнув головой, словно отгоняя от себя нечто, синьора томно вздохнула. Ее жест объяснялся личным замечанием, – слишком много предпочтения ей приходится отдавать тоскливым мыслям. Сейчас ей, как никогда прежде, нужны силы и оптимизм! Ведь желание вырваться отсюда значительно преобладало над чем бы то ни было иным, и, следовательно, она сбежит отсюда, чего бы ей это ни стоило!

Если бы Каролине стало известно немного ранее о том, что у матушки Марии запланирован ее духовный арест, то она непременно разоблачила бы настоятельницу. Хотя только Бог знает, позволили бы ей это сделать или нет… Судя по всему, ее скрутили и связали бы, чтобы провести необходимый обряд, ведь иным способом это было бы невозможно, и настоятельница это прекрасно понимала.

Каролина с нетерпением прислонилась к двери в надежде услышать за ней шорох приближающихся шагов. Только бы ничего не сорвалось! Только бы Господь позволил сестре Елизавете сдержать свое обещание! Каролина посмотрела на Распятие у своего ложа и с тоской, исходящей из самого сердца, прошептала:

– Господи, разве Тебе нужны такие слуги, которых насильно облачили в монашескую рясу и гвоздями заколотили выход на желанную волю? Лишь Тебе известно, как никому другому, что не быть мне монахиней, всецело принадлежащей духовной жизни! Так не дай же, Господи, ошибиться мне в выборе дальнейшего пути и пойти по дороге, уготованной мне Тобой, а не людьми, насильственно пытающимися меня посадить под арест в этой обители…

Не говоря ни слова, Палома закрыла глаза, вознося и свои мольбы к Всевышнему. Ей ли не известно, женщине, знающей эту девчонку с самых пеленок, что жизнь в этом месте окончательно погубит ее госпожу?

Глухой стук приближающихся шагов прервал раздумья женщин, и обе тут же спохватились.

– Палома, приляг под одеяло и притворись, что спишь. Кто знает, кого могла принести нелегкая…

После того, как они улеглись, дверь в келью тихо отворилась.

– Синьора, – послышался шепот долгожданного голоса, и Каролина с Паломой одновременно поднялись на ноги.