Обрученные Венецией

Адриано прекрасно понимал, что сама она никогда не справилась бы. Он подошел ближе к Урсуле и, схватив ее за руки, влепил ей весомую и довольно сильную оплеуху. Сдавив руками ее горло, при этом пытаясь контролировать собственную силу, он придвинул мерзавку ближе к себе и, дыша ей в лицо горячим, словно огненным воздухом, озлобленно процедил:

– Кто?

Та проглотила слезы и, предчувствуя, что сенатор действительно может удушить ее, прохрипела:

– Маргарита…

Он отбросил Урсулу, словно полудохлого котенка, и та упала на пол, больно ударившись подбородком.

– Бернардо! – воскликнул он, и дворецкий тут же подскочил к нему, почтительно раскланиваясь. – Продать в рабство! – процедил сенатор, но тут же предупредительно добавил: – Имей в виду, я проверю!

Но пройдя несколько шагов к двери, он вернулся.

– Погоди, Бернардо! Стража!

К нему подоспели двое стражников, как обычно дежуривших на этаже.

– Возьмите под арест эту особу! Она мне еще пригодится здесь! И далее следуйте за мной!

Он сел в гондолу, на ходу скомандовав:

– В палаццо Дожа!

Гондольер послушно оттолкнулся, испуганно глядя на сенатора. Адриано, едва не задыхаясь от злобы, добавил:

– Как стрела!

Можно ли плыть со скоростью на этой чертовой гондоле, тогда как тут нужен летающий конь? Адриано нетерпеливо покачивался, оглядываясь на следовавшую за ним лодку с арестованной Урсулой.

Его сердце пылало ненавистью и жаждой возмездия за глупость, которую он совершил. Его заставили… Да нет же, он сам принимал решение! И, слава Богу, что оно еще не повлекло за собой ряд других неутешительных последствий, еще более серьезных, чем заточение Каролины в монастыре.

Что он сделает с проклятой куртизанкой? Сначала он явно увидел перед собой ее побагровевшее лицо, задыхающееся под давлением его рук. Но тут же откинул эту безумную идею. Ему еще надобно увидеться с Каролиной! Адриано глубоко вздохнул и постарался совладать с собой. Если он жаждет покарать всех виновных, то обязан сохранять наиболее ясный ум, который только у него. может быть Убийством собственными руками он ничего не добьется, даже если власти проигнорируют этот самосуд над прислугой.

Обвинить любимую супругу в предательстве… Он понуро склонил голову, обхватив ее руками.

– Мне нет прощения, – сам себе пробормотал Адриано.

И если она не простит его, он прекрасно ее поймет. Так бездушно закрыть ее в монастыре… И обвинить в попытке убить его… Разрушить все то святое, что их связывало… И только волей Всевышнего он не сдал ее под стражу! Господи… Как он мог позволить себе быть настолько глупым, окрученным клеветой и ложью, которую плели вокруг него враги, пока он потерял присущую ему бдительность?

"Начни с расправы над своими врагами, которые позарились на твою жизнь"

К счастью, гондола подошла к молу, у которого располагалось административное здание. Он прошел по длинному коридору, сокрытому потолком из полукруглых арочных сводов. Ему ничего больше не остается, кроме явки с повинной. Писарь у входа в зал заседания встретил его с недоумением на лице.

– Мне нужен Джанни Санторо, – требовательно произнес Адриано. – Он сегодня должен быть здесь.

– Советник ожидает собрания Cовета Сорока, назначенного на послеобеденное время, – ответил тот.

Сенатор Фоскарини открыл огромную дверь в зал, напоследок дав знак своим стражникам придерживать Урсулу в коридоре.

– День добрый, советник Санторо, – произнес с почтением Адриано и поклонился.

Пожилой мужчина с абсолютно поседевшей головой ответил на его поклон. Адриано не любил обращаться к кому-либо за помощью и рекомендациями. Но его история уже изрядно обросла ложью, что сенатора необычайно тяготило. Теперь он ясно осознавал, что ему просто необходим совет. И будь то рекомендации от члена Cовета Сорока или же коллегии мудрецов – ему все равно. Он выбрал человека, наиболее, по его мнению, близкого роду Фоскарини и благородного своими внутренними предпочтениями. Сенатор издавна поддерживал с Санторо прекрасные отношения.

– О, Адриано, приятно тебя видеть в правительственных стенах. Что привело тебя ко мне? Или же ты к кому-то другому?

– Нет, Джанни, – он присел в ответ на пригласительный жест советника. – Мне необходимо…

Адриано заметно побледнел и на какой-то момент замер, неподвижно пронзая взглядом Санторо, словно смотрел сквозь него. Сейчас только он осознал то, что намеревался сделать.

– Адриано… – озадаченный голос Джанни заставил сенатора отвлечься от раздумий и предположительного начала весьма сложного разговора.

– Да, – опомнился тот, – простите… синьор Санторо…

Адриано нерешительно взял в руки инсигнию с гербом республики, висящую на золотой цепи вокруг шеи, и снял ее с себя.

– Что за удивительный жест, сенатор? – спросил с иронией Джанни, наблюдая за дальнейшими действиями Фоскарини.

– Я добровольно снимаю с себя полномочия сенатора на случай, если меня обвинят в измене Венеции, – с горечью произнес Адриано.