Обрученные Венецией

Нет, я не то сказал! Я совсем не то сказал… Ему хотелось вернуть глупую ситуацию вспять, но было уже поздно. Все, что сделала Каролина, прежде чем скрыться за дверью: обернулась и присела в реверансе, с учтивостью чуть наклоняя медово-золотистую головку.

– Как изволите, сенатор. Надеюсь, вы найдете в себе силы простить мне мое непристойное поведение! – с этими словами, не глядя ему в глаза, Каролина направилась к двери, желая удалиться.

– Нет-нет, погоди, Каролина, – он успел ухватить ее за руку, и она послушно вернулась в кабинет. – Прости меня! Я перегнул палку.

Он видел, как ее глаза наполнились слезами, но она отвернулась, чтобы не показывать их.

– Ты должна мне верить, иначе как сможет существовать любовь?

– Я верю, – пролепетала она и все же удалилась.

Но за дверями Каролина сразу же остановилась и облокотилась о лутку, уверенная в том, что он не выйдет следом за ней. Прозвучавший грохот по ту сторону от двери заставил ее тут же отпрянуть, – Адриано в гневе со всей силы ударил рукой по своему столу и наверняка чертыхнулся. Каролина огорченно опустила голову. Она же не может допустить того, чтобы пренебрегали ею самою и ее чувствами так, как делают это все мужчины со своими женами. И если сейчас она не проявит свою волю, то потом он слышать ее уже не захочет. Хотя, быть может, он не сделает этого ни сейчас, ни потом.

Шикарно убранная зала резиденции Дожа буквально пестрила блистательной роскошью и откровением соблазна. Предлогом, под которым мужи собрались в одном кругу в столь неформальной обстановке, послужило обсуждение последнего конфликта Венеции с Турцией, а также объявление о помолвке наследника венецианского патриция со знатной римлянкой. Услышав о состоявшейся в его отсутствие помолвке, Адриано изумился: в последнее время браки венецианцев с римлянами стали нередкими. И в этом просматривалось желание магистратов Венеции укрепить свои позиции ближе к Ватикану, где принималось подавляющее большинство международных решений.

Однако обсуждение всех важных государственных вопросов отодвинулось на задний план по мере прибытия в палаццо танцовщиц и куртизанок. Что, впрочем, неудивительно: знати необходим был лишь повод для того, чтобы собраться на рауте и отдохнуть. Развлечения интересовали венецианских аристократов куда больше, чем любые иные мероприятия.

– Безгрешная жизнь полна уныния, а уныние съедает нашу душу не менее чем прелюбодеяние, – со смехом промолвил кардинал, прижимая к себе хрупкий стан яркой куртизанки. – И если первое уничтожает нас полностью, то второе дает удовольствие, прежде чем уничтожить.

Бурный смех окружающей его толпы растворил в себе звучавшую в зале музыку. Адриано с улыбкой бросил взгляд на распутство, восседающее на троне самого Дожа: откровенно одетые женщины вились вокруг венецианских мужей, словно змеи, впрыскивая в их уста смертельный яд. А эти самые доблестные мужчины, блиставшие в боях с противником смелостью и отвагой, сейчас, словно цыплята, одурманенные отравой, слабели перед соблазном, которым опутывали их вызывающие блудницы. О представителях духовенства и говорить нечего: некоторые из них, опитые вином, готовились предаться прелюбодеянию, едва не распластавшись на оттоманках, расставленных по углам залы.

Совсем недавно Фоскарини отнюдь не пренебрегал этим вопиющим распутством и частенько предавался развлечениям на подобных вечерах. К чему лукавить – тогда они приносили ему усладу. Однако перемены, произошедшие с тех пор в его душе, заставляли смотреть на веселье в резиденции даже с легкой иронией.

Но самого Адриано мало занимало продолжение вечера. Он отметился перед всеми присутствующими и попал в поле зрения всех необходимых для этого чинов, что теперь упраздняло необходимость его присутствия на этом рауте. И сейчас он намеревался увильнуть из палаццо, чтобы отправиться домой и насладиться взглядом обиженных глаз своей возлюбленной, которая наверняка не спит в столь поздний час.

Его внимание отвлек военный кондотьер, по иронии возжелавший обсудить конфликтные ситуации с Миланским герцогом. Что нашло на самого Кардиньо, охмелевшего дурманом здешней атмосферы, Адриано не совсем понимал. Но сам кондотьер, очевидно, видел в сенаторе самую подходящую персону для немедленного обсуждения войны с Миланом, которую он, очевидно, считал просто необходимой. Адриано лишь ухмылялся несвязному рассказу пьяного военачальника, но из учтивости он, пусть и неохотно, решил дослушать собеседника и немедля отправиться домой из этого борделя. И как раз в тот момент, когда кондотьер смолк, сенатор Фоскарини услышал за своей спиной достаточно знакомый ему голос.

– Здравствуй, дружище!

Не желая оборачиваться, Адриано лишь взял бокал с вином и пригубил его.

– Не думал, что и ты удосужился чести быть приглашенным на этот вечер. Здесь, как я посмотрю, находятся лишь избранные, в число которых ты не входишь, – монотонно произнес Адриано.