Обрученные Венецией

Армази развел руками, когда наутро у Каролины спал жар. Он понятия не имел, молился Адриано или нет, но все понял, когда увидел оживленный надеждой взор сенатора Фоскарини при благополучной новости. Тогда же и было решено ночью доставить Каролину в дом лекаря, располагающегося в отдаленном районе Каннареджо. Ей требовался тщательный уход до того, как она окончательно придет в себя и немного окрепнет. Там же при ка[8] Армази.

Отправлять гостью в палаццо Фоскарини, что на Большом канале в Риальто, являлось не совсем разумным решением: венецианские стены невероятно наблюдательны, и лекарь с сенатором прекрасно понимали, что ни одно их действие не обойдет любознательное внимание общества. Да и сам Адриано признавался, что не желал бы какое-то время показываться на глаза Каролине. В этом Витторио ясно замечал трусливость бесстрашного Адриано Фоскарини. Его это и забавляло, и сердило одновременно.

Они условились, что ежедневно Витторио будет отправлять во дворец Адриано гонца с вестями о состоянии Каролины.

– Какое же тут улучшение? – возмущенно орал Адриано на Витторио, пронзающего сенатора невозмутимым взором. – У нее опять жар! Сделай же что-нибудь, Витторио!

Армази уже привык к такой импульсивности Адриано и поэтому, повернувшись к нему лицом, сердито спросил:

– В этой комнате присутствуют два лекаря?

Адриано понимал, что лезет в профиль не своей деятельности, но известия о ее улучшении, которые он прежде получил, оказались не тем, что он ожидал увидеть.

– Черт возьми, Витторио, я хочу быть уверенным, что с ней все будет в порядке, – он нервно прошелся по своему кабинету, потирая руки.

– Позволь мне оценивать положение этой синьорины. А она, несомненно, идет на поправку. Так что извольте, сенатор, попуст у не бунтовать. В рану попала инфекция, что вызвало некоторые затруднения с выздоровлением. Самое страшное позади, Адриано. У тебя нет повода для беспокойства за ее жизнь.

Фоскарини присел в кресло, чувствуя нарастающее недовольство своим неуправляемым поведением.

– Прости, Витторио. Признаю, что погорячился. Ты ведь знаешь о моей безмерной благодарности тебе за твою помощь.

– Тебе полезней задуматься о том, что ты ей скажешь, когда она придет в себя, – промолвил Витторио. – Ты подготовил подходящие для этой встречи слова?

– Я не видел ее родных погибшими, поэтому постараюсь что-нибудь сказать неоднозначное, – как-то невнятно произнес Адриано.

– Речь идет о ее близких, и она имеет все права быть сведущей об их судьбе, ты не находишь? – с недовольством спросил Витторио.

– Мне это прекрасно известно, друг мой. Однако я не владею достоверной информацией, чтобы шокировать ее такими вестями.

– Объясни мне еще одно, – в голосе лекаря чувствовалась откровенная ирония, – ты изменил прическу в связи с чем?

Адриано раскатисто захохотал.

– Хочешь сказать, что я похож на кокетливую женщину, желающую воспроизвести впечатление внешностью?

Армази поддержал Адриано смехом.

– Нет, Витторио, я сменил прическу, отдавая дань сегодняшней моде.

Разумеется, он умолчал о том, что не хотел быть узнанным Каролиной с первой минуты их скорой встречи – ей знакомы его черты, и свое разоблачение он предпочел бы какое-то время скрывать. Эти события были бы поспешными на фоне уже свершившихся.

– Вот что я действительно ценю в тебе, Адриано, – промолвил с улыбкой Армази, – так это то, что ты всегда действуешь благоразумно, рассчитав свои шаги на несколько миль вперед. Это помогает тебе избежать ошибок. Полагаю, и в случае с Каролиной тебе виднее, как поступить…. Что бы я тебе ни говорил.

Однако прежде прис ущая Адриано ответственность на этот раз вызвала в лекаре разочарование. Витторио невероятно сердился, что несносный Адриано наведывался к своей гостье лишь изредка. Тем более, что, приходя в сознание, Каролина задавала вопросы, на которые ни Лаура, ни Розалия, дочь Витторио, не знали даже предположительных ответов. От объяснений женщин спасало лишь то, что Каролина продолжала находиться в полусознательном состоянии и большую часть времени спала. Изможденность болезнью была тому виной.

Она слабо открыла глаза, ощутив ноющую боль в плече, столь часто беспокоившую ее. Молочная пелена постепенно сошла с ее глаз, позволяя расплывчатым предметам в неведомых ей покоях преобразиться в мебель орехового цвета. Истошная головная боль превращала малейшие движения в пытку, предоставляя возможность Каролине лишь водить глазами по углам отведенной ей комнаты. Чужая обстановка, нездоровое состояние и очередной круговорот мыслей в голове заставили ее сердце тревожно забиться.

Приказав своему разуму совладать с собой, она все же попыталась осмотреться. По скромному интерьеру синьорина рассудила, что хозяин этих владений, вероятнее всего, бедный дворянин. Но, невзирая на то, что мебель и убранство покоев лишены роскоши, вокруг царила ослепительная чистота.