Обрученные Венецией

Сорокалетняя Урсула с некоторой завистью поглощала взором юную синьорину. Быть может, ее недовольство разгоралось по той причине, что она оказалась обделенной женской красотой – худощавая, со строгим лицом и носом с горбинкой, свойственной, скорее еврейкам, чем венецианкам.

Однако, несмотря на излишнюю чопорность и старомодность, Каролина находила Урсулу вполне сносной и приветливо с ней общалась. Но нечто все же заставляло ее настораживаться, глядя на эту женщину.

– Бесспорно, синьорина, платье красивое, – заикаясь, ответила та. – Однако… вы… простите мою честность, но, позвольте заметить, грудь слишком откровенно выставлена напоказ… Полагаю, сенатору это может не понравиться.

Каролину забавляла излишняя чопорность Урсулы, ведь на самом деле грудь ее выглядела вполне прилично и сносно, как для строгих правил, и синьорина тихо рассмеялась.

– Урсула, мне вполне понятно, что новая мода тяжело воспринимается обществом. Эта болезнь у всей Европы, как я посмотрю. Но скорое отбытие в родные края открывает передо мной возможности побаловать себя некоторым самовольством здесь… И я не скрою, что получаю от этого удовольствие.

Каролину прервал внезапный ст ук в дверь и, посчитав себя уже готовой к прогулке, она собственноручно ее распахнула. Адриано застыл в изумлении, разглядывая синьорину, благоухающую своей красотой. В это мгновенье сенатор оторопел. И не только от ее сводящей с ума красоты, но и от образа, в котором ему пришлось вновь согласиться со своими недавними выводами: дама весьма очевидно за это время повзрослела! Девчачий озорной блеск ее глаз сменила расцветающая женственность и элегантность; присущая прежде ее походке проворность преобразилась в неторопливую величественность; а игривы й смех скрывала легкая улыбка, едва тронувшая уголки ее алых губ. Несомненно, платье подчеркивало слаженность ее худенькой фигуры. И хотя в обществе уверенно говорили о вошедших в моду полных дамах, самого Адриано восхищала эта французская миниатюрность его гостьи!

– Венеция беспомощно падет к вашим ногам, когда вы появитесь на ее улицах, – выдохнул он и посмотрел в ее голубые глазки, в которых загорелось некое кокетство.

– Превосходно! – торжественно промолвила Каролина. – Именно этого я и добиваюсь, извольте заметить.

Адриано не смог сдержать смех, такой раскатистый и искренний, что у Каролины невольно проснулось желание вновь приблизиться к нему, как это было всего пару дней назад. Но ее смутила эта мысль, и она отвела взгляд.

Они прошли к молу, у которого стояла снаряженная гондола. До этого момента синьорине приходилось наблюдать за этими дивными лодками лишь издали, поэтому сейчас она с наслаждением поглощала вниманием каждую мелочь.

Гондола необыкновенной формы была разумно изобретена венецианцами для удобного и быстрого перемещения по водным улочкам. Невзирая на ее впечатляющие длину и ширину, гондольеры с ловкостью и довольно просто маневрировали на воде между десятками других подобных плавающих средств. Заостренность с обеих сторон гондолы, а также железное навершие «ферро», значительно упрощали ее управление.

Адриано помог Каролине спуститься с мола в гондолу. Под свисающим балдахином из легкого светлого шелка она едва не утонула в мягкости роскошных сидений с подставленными под руки бархатистыми подушечками. Золоченые столбики, на которых держался балдахин, обвивались лентами и живыми цветами, которыми украшалась вся гондола.

Прежде Каролина полагала, что гондольеры, как никто другой в лагуне, имеют возможность собирать сплетни, беспардонно вслушиваясь в беседы своих пассажиров. И немудрено – челядь всегда являлась источником слухов, стремительно распространяемых в обществе. Но сейчас синьорине стало понятно, что на гондоле эти намерения усложняет длина лодки и необходимость управляющего находиться на одном ее краю, отдаляющем его от своих пассажиров. А свисающий с двух сторон полупрозрачный балдахин благополучно, хоть и частично, закрывал Каролину и Адриано от посторонних глаз. А любоваться прекрасным видом лагуны позволяла паре присборенность балдахина с боковых сторон гондолы.

Уединенная романтичность царящей под балдахином атмосферы взволновали юную Каролину: ей не приходилось прежде оставаться наедине с мужчиной в подобной близости. Однако смущение лишь раззадоривало ее любопытство.

Горящие ожиданием и откровенным восторгом глаза Каролины, устремленные то на пейзаж вокруг себя, то на своего спутника, вызывали у Адриано невольную улыбку. То, что являлось для него таким обычным и повседневным, заставляло синьорину едва ли не вскрикивать от восхищения.

– Сенатор, вы обладаете необыкновенной гондолой! – на одном дыхании промолвила Каролина, стараясь вести себя сдержанно и тактично, как и подобает светской даме.

Адриано улыбнулся.

– Это для вас, жительницы побережья, это средство является необычайной диковинкой. В наших краях к нему уже давно привыкли.

Гондольер оттолкнулся веслом от мола, и они изящно скользнули по водной глади.