Сейчас, когда Венеция стремительно направлялась к пику своего развития, она являлась центром стеклоделия и сукноделия Европы, сосредоточив в себе сотни непрерывно работающих фабрик. Каролине было известно, что одна из стеклодельных фабрик принадлежит и сенатору Фоскарини, отдающему массу времени своему детищу.
Как раз с начала XIV века Светлейшая делится с Центральной Европой пряностями, тонкими тканями и предметами роскоши. Осознавая всю мощь и влиятельную силу этого государства, Каролина испытывала неимоверную гордость, что ее предки умудрялись выигрывать длившиеся десятилетиями войны против Венеции.
Помимо этого, для себя Каролина выяснила, что республика занимает огромную площадь, и в сравнении с маленькой Генуей, которая на европейской карте занимала лишь маленькую точку территории, Светлейшая походила на гиганта. Естественно, ее преимущественные позиции во многом именно этим и объяснялись. А ранее синьорина Диакометти полагала, что вся территория державы ограничивается водной территорией, по размерам сходной с сухопутной Генуей. Однако теперь ей становилось известно, что прилегающая к республике Терраферма с несколькими коммунами и многочисленными поселениями, также придает ей могущественности, поистине ошеломляющей своими масштабами. И сияние на европейском небосклоне звезды Серениссимы воистину слепит, как ее союзников, так и противников.
К сожалению, медленное выздоровление еще не позволило синьорине Диакометти насладиться мерцанием красоты водных улочек Венеции. Но Каролину безумно радовало предвкушение того, что сегодняшним вечером она сможет наверстать это в обществе галантного сенатора Фоскарини.
Поразительно, но при мысли о нем она замечала, как ее душа испытывала неведомые чувства волнения и восторга. Однако понять внутреннюю связь, возникшую у них едва ли не с первых мгновений общения, Каролина никак не могла. Но это не мешало образу сенатора Фоскарини нередко навещать ее мысли.
Что более всего изумляло синьорину – это дивное сходство чувства, переживаемого ею в компании сенатора, с наитием, охватившем ее сердце в обществе незнакомца с карнавального бала. И в этих ощущениях синьорина отмечала нечто общее и в то же время нечто такое личное… Ей напрочь не хотелось расставаться с частым гостем ее грез в черной маске, и в глубине души она тайно верила в их неминуемую встречу… В тот же час она с недовольством отмечала свое непостоянство, желая все же позволить и сенатору Фоскарини заглянуть в свою душу.
Поэтому, когда Каролина готовилась к прогулке в обществе Адриано, она четко поставила перед собой рамки ни в коем случае не позволять себе лишнего. А лишним в данном случае было бы влюбиться. Такой мужчина был бы достоин уважения и восхищения в полной мере, если бы не появился в ее жизни несколько поздновато…
Портной, которого просил для Каролины Адриано, не так давно изготовил для синьорины прекрасное парадное платье, так гармонирующее вечернему небосклону Венецианской республики. Синьорина с восторгом оценила работу мастера: фоном наряда послужил сотканный золоченой нитью алтабас, подчеркнутый огненно-красным атласным кантом в виде пестрой лилии. Слегка открытую грудь и натянутые плечики обрамляли присборенные кружева такого же яркого оттенка. Волочащийся длинный шлейф из легкого желтовато-бежевого шелка струился от талии к подолу несколько зауженной юбки.
Прихорашиваться к прогулке Каролине помогала Урсула, одна из немногих слуг сенатора, знающая толк в венецианской моде. Хотя сама горничная совершенно не одобряла внешний вид синьорины. Даме на выданье подошли бы закрытые наряды с высоким горлом и без этих вульгарных сборок на рукавах и талии. Но что поделать, если входящая в современность мода полностью меняла понятия людей о красоте одежд? Поэтому Урсуле оставалось лишь неодобрительно приподнимать брови, поглядывая на квадратный вырез на груди Каролины, который лишь слегка оголял манящую часть тела синьорины.
Она расправила складки платья, сколола две пряди волос на макушке и рассыпала по плечам локоны, слегка завивающиеся на концах.
Медленно передвигаясь по комнате, Каролина ощутила, насколько точно выкроенный шлейф сдерживает ее поспешную походку, придавая ей грациозности. Однако неудобство при ходьбе едва не заставило синьорину, предпочитающую свободу в движениях, сменить наряд. Оттолкнул ее от этой мысли лишь строгий и надменный взор Урсулы, устремленный на полуоткрытую грудь девушки. В этот самый момент Каролина поймала себя на мысли, что она вновь жаждет поступить наперекор. Взглянув на себя в огромное зеркало, девушка довольно улыбнулась.
– Прелестно! – воскликнула она и захлопала в ладоши, напрочь игнорируя намекающий взгляд горничной. – В чем дело, Урсула? Тебе не по душе мой наряд? – с наигранным удивлением спросила Каролина и заметила, как горничная растерянно захлопала ресницами. – Я могу появиться в нем на улицах Венеции?