Обручник. Книга первая. Изверец

– Ты тут мать не обижай, – вдруг сказал он. И Сосо про себя подумал, что по трезвости отец больше похож на снявшего ризу священника, чем на буйно гуляющего сапожника, только на своем веку и умеющего, как забивать гвозди в неимеющие сноса подметки русских солдат.

Глава пятая

1

Она не заметила, как он оказался рядом, этот Тамаз Сала-каури, известный в Гори бражник и водовоз. Только, правда, его пути с Бесо почему-то никогда не пересекались. Сейчас в руках у него был кожаный мешок с водой, который он волок неизвестно куда.

– Ну что, – вопросил Тамаз, – теперь ты – вольная птица?

Кэтэ не ответила.

– А я, между прочим, едва волоку своих две ноши, – продолжил Сулакаури.

– Дурье дело не хитрое, – буркнула Кэтэ.

– Но ты почему не спросишь про вторую ношу? – вновь стал он приставать к ней. – Ведь у меня на плечах только одна.

– Это меня не касается, – огрызнулась Кэтэ.

– А вот как раз и да! – выпалил он. – А ноги у меня подкашиваются оттого, что несу большой-пребольшой привет.

– От кого же? – по инерции спросила она.

– Догадайся!

– Была охота, да курица склевала.

Кэтэ явно не хотела, чтобы ее видели с водовозом. Вот, мол, муж – за порог, а под окном уже милок. Хотя все это происходит вдали от окна и порога.

– А привет, – не стал далее томить Тамаз, – от Кацадзе.

От Шалвы долго не было никакой известки, и Кэтэ уже стала забывать не только его самого, но и ту скрипочку, которую сперва показнил ошалелый Бесо, а потом доизвела уже она сама.

– А ты знаешь, – тем временем продолжил Сулакаури, – я тебе в чем-то родня.

– Уж не в том ли, что моя городьба смотрит на твой плетень? – занозисто вопросила Кэтэ.

– Нет, – миролюбиво отбоднулся от ее колкости Тамаз. – Из-за грибов.

Кэтэ приостановила свой шаг:

– Чего ты мелешь?

И тут Сулакаури рассказал, что в пору беременности Кэтэ, когда она буквально ничего не могла есть, а Бесо все это считал ее если не причудой, то придумкой, Шалва носил ей грибы, которыми она, собственно, и питалась.

– Ну а при чем тут ты? – спросила Кэтэ.

– Прежде, чем гриб положить в мешок, – разобъяснил Тамаз, – Шалва отрезал мне вот такой кусочек и велел съесть. Чтобы, упаси Бог, не попался тебе какой-нибудь отравленный поганок.

Кэтэ остановилась.

Нет, не возблагодарить собралась она водовоза, а остолбила ее хитрость Кацадзе. И еще – предательство, что ли.

Ведь он ее уверял, что каждый гриб пробовал на вкус сам…

– Потому, – тем временем продолжил Тамаз, – что Сосо у тебя родился живой и здоровый, есть и моя заслуга.

И он поворотил в сторону к дому, где жил купец-еврей Яков Эгнаташвили.

2

Ей уже какой день вроде бы помимо воли твердилось одно и то же: «Ты – прогневала Бога, и он не желает больше смотреть в твою сторону». Но ей было невдомек, в чем именно ее провинка. Да, как только Бесо срисовался с горизонта Гори, тут же к ней стали приставать всякие мужики. Но это было всегда. Только при Бесо они не делали это так прилюдно и бессовестно. И именно это просто объясняет ее подруга Хана Мошиашвили. Она говорит: «На то и мухи, чтобы мимо меда не пролетать». Но уж больно они назойливы, а порой и злы. Словно она всем им задолжала и теперь избегает вернуть эту некую плату.

Вспомнила Кэтэ и как работала одно время у Пржевальского.

Ее вхождение в дом было обставлено неким ритуалом. Сперва с ней поговорил какой-то мужчина. Потом – это же – продолжили женщины. Две. Они – наперебой – рассказывали, какой путешественник удивительный человек, что это Бог послал его на землю, чтобы он исходил ее вдоль и поперек.

Затем ей рассказали о том, что она должна делать и чего нет. Показали, в какой позе надо оказываться, если будет застигнута хозяином врасплох. То есть не полошиться, не продолжать прерванную было работу, а – легко так – отойти в сторону и чуть потупиться. Чтобы не дать повода, что любопытство привело ее в этот дом.

Словом, увещевательная часть беседы хоть и была длинной, но не показалась Кэтэ обременительной.

Тут же вошел некий молодой человек. Коротко закосясь на нее, он просквозил мимо.

– И вот этого нельзя допускать, – подхватила одна из барышень-наставниц.

– Что именно? – не поняла Кэтэ.

– Чтобы на тебя глазели.

– Ну а что я могу поделать?

– Всем своим видом дать понять, что ты не обыкновенная доступница, а приличная строгая дама, сама мысль о грехе которой претит.

Кэтэ подержала в сознании незнакомое слово «претит». Потом медленно выпустила его из памяти, тем более что вторая наставница сказала:

– Руки лучше держать под фартуком. Чтобы…

– Да ладно! – перебила первая. – Я думаю, что она надолго у нас не задержится.

Но – человек располагает…

Пржевальский появился в комнате, где велась та беседа, внезапно. Остро глянул на молодую грузинку и поспешил усесться напротив нее.

– Мне говорили, что ты знаешь музыку? – вдруг начал он.

Кэтэ, как учили ее наставницы, чуть припотупилась.

– И грамоту? – напорно продолжил путешественник. – Для женщины гор это далеко не мало. Но главное твое достоинство не в этом.