Обручник. Книга третья. Изгой

Если морда не набита
До кровавых до соплей,
То ты вовсе не Никита,
А, скорее, Еремей.

Был у них при штабе вестовой Никита.

Вечно ему доставалось в постановках.

Сталин отложил старую ручку и взялся за красный карандаш, потому что именно им должно быть измечено письмо масона, поскольку начиналось со сверхнаглой фразы:

«Советская власть уже взяла масонские символы: пятиконечную звезду, молоток и серп».

Сталин позвонил Молотову:

– Что означает пятиконечная звезда?

– Ну она символизирует пять континентов, – ответил Вячеслав Михайлович.

– И кто первый ею воспользовался как символом?

Сталин говорил с явным напором.

– Кто его знает? – уклончиво ответил Молотов.

– Ну и второе уже по твоей части, – произнес Сталин.

И Вячеслав Михайлович понял о чем речь:

– Серп и молот – это единение рабочих и крестьян.

– А вот масоны считают, – продолжил Сталин, – что это мы у них позаимствовали пролетарскую символику.

– Много берут на себя! – вспетушился Молотов. – Им все время кажется, что они чуть ли не везде были первыми.

– Но главное, – продолжил Сталин, – масоны предлагают нам заключить с ними союз.

И он стал читать:

«Ни для кого не секрет, что Коминтерн (неглавное Московское правительство и штаб мировой революции, как его называют на Западе) является главным камнем преткновения для заключения соглашения с Англией, Францией и Америкой, и, следовательно, задерживается экономическое возрождение СССР».

Сталин вздохнул в трубку:

– Ну что скажешь? Чем тебе не союз слона с головастиком?

Он всхохотнул над таким своим сравнением.

– И знаешь, откуда идет это предложение? – спросил Сталин.

– Догадываюсь, – ответил Молотов.

– Из дома предварительного заключения Ленинграда. Два десятка братьев-масонов там содержат до прояснения ситуации.

– И они учинили торг?

– Как видишь. Но это еще не все! – подхватил Сталин. – Смотри, что этот Астромов пишет дальше:

«Между тем если бы Коминтерн был переименован по образцу масонства, то есть принял бы его внешние формы (конечно, упростив и видоизменив многое), ни Лига Наций, никто другой ничего не осмелились бы возразить против его существования, как масонской организации».

Сталин взял передых.

– Это все? – спросил Молотов.

– Нет. Но остальное я донесу до тебя в пересказе.

И Сталин стал излагать со своими комментариями, конечно.

Особенно его позабавила информация, что во Франции и Америке существуют ложи с социалистическим большинством. И где правительство тоже состоит частично из масонов.

Сталин остановил пересказ.

– Это правда? – спросил.

Молотов ответил не очень уверенно:

– Масонские ложи – скрытные организации.

– Но ведь не настолько, – возразил Сталин, – что сам масон говорит об этом во всеуслышание?

Вячеслав Михайлович промолчал.

– Ну так что? – вопросил Сталин. – Возьмем масонов в союзники?

Молотов не отозвался.

3

Диспут был на тему, которая щекотала нервы почти каждому, кто ее хоть как-то сумел осознать: «Женщина и будущее».

Подогрело эмоции то, что чуть раньше, здесь же, в Московском госуниверситете, прошло широкое обсуждение под названием «Революция и будущее».

А тут вдруг слово «революция» было заменено на «женщина».

И сразу как-то озонобно прошли гримаски по части лиц, которым предстоит оказаться в центре суждений. Ибо они как раз принадлежали женщинам.

Войдя в зал университета, Астромов увидел Венеру.

Она беседовала с каким-то не очень молодым человеком, солидность которого довольно приметно подчеркивала осанка.

– Познакомьтесь, Матвей Иванович, – диковинно назвала она Астромова, – ректор университета Андрей Януарьевич Вышинский.

Астромов поклонился.

А та – за спиной у Вышинского – показала два пальца.

И Борис Викторович понял, что это тоже «двадцатник».

Последнее время Астромова стала обуревать идея вовлечь всех «двадцатников» в ложу.

Попробовать доказать, что без духовного объединения мыслительного единства, невозможно полностью и безоговорочно реализовать себя.

– Я почему-то думал, – тем временем сказал Вышинский, – что на диспут придут одни мужчины. А оказалось…

Он не договорил, ибо к нему подошел какой-то юноша и попросил уделить ему одну минуту на некое сообщение.

Они отошли в сторонку, и Венера прошептала:

– Немедленно уходите отсюда.

И, чуть примявшись, пояснила:

– Этот юнец – чекист.

И уточнила:

– Я его знаю.

Астромов – незаметно – сперва покинул зал. А потом через какой-то запасной ход – и сам университет.

Слежку заметил сразу.

«Пасущих» его было двое.

Он и она.

Он – парень на велосипеде с кепкой козырьком назад.

Она – с авоськой, в которой лежал мятый белый беретик.

Она размахивала авоськой и делала вид, что разглядывает вывески на стенах домов.

Парень вел велосипед в руках, уж как-то очень картинно демонстрируя, что у того спущено переднее колесо.

Поскольку Астромов в подобных ситуациях бывал не раз, потому он подошел к парню и спросил:

– У тебя насос есть?

– А чего вы собираетесь качать? – заозирался он.

– А вот эту афишную тумбу, – указал Борис Викторович на фонарный столб.

– Я что-то на нем не вижу никаких афиш, – фальшиво заулыбался парень.