Обручник. Книга третья. Изгой

Последняя туча рассеянной бури,
Одна ты несешься по ясной лазури.

И все это на грузинском. И пел он козлетоном. Причем явно знал, что не поранит слух патрона:

Хаз Булат удалой,
Бедна сакля твоя.

Но выразительнее всего он молчал. Поблескивал стеклами пенсне и не произносил ни слова.

В такое время он напоминал корабль, который где-то среди океана вспышками точек и тире азбуки Морзе ведет насущный переговор с никем невидимым собеседником.

К удивлению Сталина, в конце концов и Берия поразил его афоризмом, сказав:

– Чем пытаться забывать то, что не надо помнить, не лучше ли его вообще не знать.

На этом они в тот раз и расстались. Сталин – в памяти – увез его облик в Москву. А он – в молву пускал все новые и новые подробности их многочисленных бесед, снабжая все это дремучей отсебятиной. Это он придумал Сталину такую фразу:

«Лучше поклониться врагу мертвому, чем простить живого».

И все, кто это слышал, восхищались мужественной мудрости вождя.

ПРОИСКИ «ЧЕРТОВОЙ ДЮЖИНЫ» 1929 года

13.02. В Америке прошла презентация книги иеромонаха Илиодора (в миру Труфанова) о Распутине «Святой черт».

Глава шестая. 1930

1

Шел тридцатый от века и тринадцатый от принятия Советской власти год.

И это о нем крестьяне складушничали:

Сперва калачом поманули,
Потом просто обманули.
И, наконец, за упокой помянули.

В последовательности все выглядело именно так.

Сперва обещали выполнить лозунг революции «Земля – крестьянам». Потом всех – из-под палки, а то и пистолета – стали загонять в колхозы. А тех, кто что-то стоил на земле, раскулачили и посослали кого куда.

Родителям и братовьям Пелагеи выпала Сибирь. Собрались родственники в кучу общую кручину править.

И сказала мать Пелагеи.

– Поля! А ведь он тебя наверняка помнит.

Пелагея поняла, о ком речь. Знала и что от нее требовалось: написать. Тем более что часто через газеты Сталин отвечал разному роду страдальцев. И, естественно, помогал.

Все смотрели на Пелагею. А она – молчала. Что им было сказать? Что в свое время он ее тайно оставил, сбежав, как она думала, в неизвестность. А когда приспичило, стал искать. Но в ней еще злоба не перекипела. Что было дальше? Сумасшедшая тоска. И – уходящие годы. Не уходящие, а прямо летящие. И, как неизбежность, замужество.

Теперь у нее устоявшаяся судьба. Муж Николай Фомин – механик – человек покладистый и не озороватый. Сын – Валерий – тоже вполне приличный мальчик. Есть еще – совсем малютка – дочка. Галиной назвали. В честь… Да какая разница, в честь кого? В честь себя, то бишь ее.

Смотрят на нее родственники. Кажется, с надеждой. Хотя гордости у всех хватает, чтобы не унижаться. Но ведь это – не они, а – за них.

Ходит, ластясь к каждому по очереди, – кошка. Ее Пелагея увезет из Тотьмы в Вологду. На память о своем сытом доме. Ибо дом – тоже уже не их. И скотина во дворе. И сам двор. Их только кручина. Которая скоро превратится в тоску. А потом, но это уже в Сибири, и в муку.

Ничего не понимающий Валерчик залезет на стул и читает:

У Советской власти
Все на свете сласти.

Отец – вздыхает. Мать – охает. Братовья – молча курят.

И вдруг отец, как вынырнув из омута думы, произнес:

– А будет ли жизнь, коли других – под корень, а нас – лишь лишка да с вершка?

Братья разом взворочились, словно их стали доскунать блохи. В полуголос заплакала мать. И в это время лопнула поводом матица.

И какая-то труха из щели посыпалась.

– Ну вот! – перекрестился отец. – Дом все и сказал.

И Пелагея внутренне расслабилась.

Гордость не надо было бросать никому под ноги.

2

Они долго делали не то что надо. А когда настала пора это понять, жизнь кончилась.

Сталин слушает по радио эту присказку и размышляет: а когда, собственно, им было делано то что надо? Да и не надо тоже?

Все время одна необходимость наползала на другую, и становилось стыдно за то, что бездарно упущено.

И все повторялось с начала. Забыть прошлое невозможно. Можно притвориться, что его не было.

Что оно не влияло на тебя так, как хотело. Что ты не стремился оказаться в кругу тех событий, которые хоть как-то но выявят или выделят тебя.

А сказка, или что-то там еще, продолжается:

«Если у тебя нет будущего, значит, ты человек без родины».

Сталин брезгливо морщится.

Эта фраза даже в ином проявлении всегда его коробит.

Родина… Многие говорят, что родина там, где тебе хорошо, а не там, где ты появился на свет.

С другой стороны, должны же быть ориентиры гордости.

Нельзя же так оказать:

– Я родился близ горы, которая возвышалась над равниной.

Сразу воспросится: а как величали гору? И что собой представляло то место, где… Собственно, что об этом говорить.

Надо самому себе очертить параметры того, что обретает определенный статус.

Кавказ вообще не может никого оставить равнодушным. Вон Пушкин как его живописал! А Лермонтов? Даже Есенин…