Обрыв

— Ооо, неужели в твою голову начали приходить умные мысли, а самое главное, как вовремя, Даша. Прям как раз, когда надо. Ты должна была сказать мне, что давно мечтала раздвинуть перед ним ноги, еще со школы. И что бегала, как шавка, и выполняла его поручения, потому что текла по нему. Ты даже не брезговала и под меня ложиться, брать в рот, подставлять мне свои очаровательные дырочки, лишь бы я, как лох, начал тебе доверять. А оказывается, моя девочка сохла по своей первой любви. Пожалела, что целку ему не отдала, а, Дашаа?

Он схватил меня за волосы и рванул к себе. Его глаза впились в мое лицо, поджигая изнутри, заставляя корчиться в агонии ужаса, потому что в них я прочитала смертный приговор. Всем им… а возможно, и мне. Я никогда его таким не видела… но именно в этот момент я поверила всему, что говорил Дима. Поверила тому, что он мог меня… мог меня убивать и насиловать. Вот этот Максим мог.

— Я защищала нас. Нашу семью… он сказал, что они убьют нашу дочь, что тебя убьют и Андрея.

— Бред. Они так же до этого показали тебе, какие мы звери, или это было неубедительно?

— Я хотела помочь им, я…

— Димочка позвонил мне еще до вашей первой встречи, до той самой, которую ты выпросила таким изощренным способом. Он сказал, что ты его девка и что сливаешь им информацию. Я не верил. Я пригрозил ему смертью за ложь. Но он, мать его, сказал правду. И за это он сдохнет мучительной смертью.

Максим ударил по стене кулаком в миллиметре от моего лица, и я зажмурилась, затаив дыхание. Его пальцы все еще сжимали мои волосы на затылке, не давая пошевелиться.

— Он сдохнет. Не говори ни слова. Он просто сдохнет. И пусть скажет спасибо, что так быстро. А ты будешь на это смотреть. Как я смотрел это видео, где ты лезла к нему в штаны. Суууука. Как мне это развидеть?

Я вцепилась в его рукав, меня трясло, как в лихорадке, зуб на зуб не попадал.

— Хорошо… хорошо, я ужасная, как ты считаешь, и Дмитрий… и он ужасен, но женщина с ребенком? При чем здесь они? Отпусти их. Не становись…

— Кем? Зверем? Так я и так Зверь, Дарина.

— Прошу тебя. Только не женщина и ребенок. Ты сам отец… представь, что это твоя маленькая принцесса… Максиииим.

Я с надеждой смотрела на него, Господи, пусть сжалится над ними. Я не хочу, чтобы погиб ребенок. Я не хочу на это смотреть. Я не хочу… чтобы ОН это сделал с ними. Пусть накажет меня. Я предатель. Я виновата.

Максим отшвырнул мою руку и посмотрел на меня исподлобья. Какой тяжелый, невыносимый взгляд, как гранитный камень, плита могильная. Дернул сильнее за волосы, и я запрокинула голову, посмотрела в его глаза, и впервые они мне показались страшными.

— Зачем мне оставлять их в живых? Ради чего? Знать, что пока он дышит, ты думаешь о нем и мечтаешь о том, что между вами могло быть, и не было? Нееет. Он сдохнет. Мучительно и очень больно.

Последние слова он прорычал мне в лицо, отшвырнул к стене и пошел к двери, я хотела броситься за ним, но Максим вдруг щелкнул пальцами, и из темноты показалась охрана.

Запереть ее здесь. Пусть смотрит. Выпустите, когда закончите допрос.

В этот момент я услышала жуткий вопль и повернулась к стеклу, у меня подогнулись колени. Дмитрий бился на веревке, корчась от боли. Псы тянули его за штанины, злобно рыча и пытаясь сорваться с цепи, чтобы впиться жадными пастями в окровавленную плоть. Я не смогу смотреть на это… я не смогу. А потом закричала женщина, ее схватили и потащили туда, где висел Дима. И я не выдержала.

— Нееет. Максим. Не уходи. Умоляю. Я на все согласна, только пощади женщину и ребенка. Я сделаю все, что ты пожелаешь. Все, чтобы ты не захотел. Отпустите их. Не становись детоубийцей. Не надоооо. Это могла бы быть наша…

— МОЯ. НЕ НАША. ТОЛЬКО МОЯ ДОЧЬ.

Рявкнул мне в лицо, и я упала на колени, обхватила его ноги руками. Прижалась к ним всем телом, подняв на него заплаканное лицо в мольбе:

— Пожалуйста, отпусти их. Я во всем виновата. Они просто люди. Просто женщина и мальчик. Пожалей. Меня не жалей, а их пожалей… Отпусти, заклинаю тебя. Ради дочки, отпусти.

Рывком поднял меня с колен и притянул за локти к себе.

— Значит, согласна на все? Предлагаешь мне сделку?

Я подняла голову, надеясь, на сострадание, надеясь, что смягчила его, но нет, он смотрел на меня с холодной решимостью, сжав челюсти с такой силой, что на них играли желваки.

— Сделка, — повторила, едва шевеля губами.

— Уверена, что согласишься играть по моим правилам и во всем подчиняться мне? Выполнять все мои капризы?

Я подняла на него лицо, залитое слезами, испытывая жалкую надежду, что он сжалился, и его тронули мои слезы. Но Максим ухмылялся. Он словно наслаждался моей болью. Его глаза хищно блестели.

— Никогда нем думал, что мне доставят радость твои слезы. Но я ошибался. Нет ничего вкуснее, чем смотреть, как тебе больно. Так на что ты готова ради того, чтобы я отпустил их?

— На все, отпусти женщину и ребенка, и я сделаю все, что ты захочешь.

Он меня заставил смотреть себе в глаза, удерживая за подбородок.