Обрыв

И пусть отношения с моим мужем больше напоминают хождение по лезвию опасной бритвы, я ни за что не хочу себе чего-то другого. Я с ним хочу, его хочу, для него. Я действительно вся принадлежу ему. На каком-то ином уровне. Словно в моей душе и сознании прописан особый штрихкод, и считать его может только этот мужчина. Я испытывала мучительное возбуждение от этого риска — любить самого Зверя. Синяки на запястьях все еще напоминали о том, как он связал меня, а я орала и выла от наслаждения. Как животное, как осатаневшая от похоти самка. Вспоминала, как сдавливал мою шею, и становилось страшно и в тот же момент пронизывало током от возбуждения… Какая-то часть меня точно знала — не сожмет до конца. Знала и доверяла ему. Та часть… которая была ЕЮ. Той Дашей. Она ведь сидит во мне. Где-то глубоко. Разбитая и искалеченная, разорванная на куски той аварией. И я нахожу кусочки от нее, складываю в кривые пазлы, а картинка выходит странно нецелостной, и я снова теряю саму суть… Только одно невозможно потерять — мои чувства к нему. Я люблю его, как и она. Может, еще не настолько самоотверженно, не настолько глубоко, но я все постепенно вспомню.

Но он пришел ко мне. Наконец-то. Возможно, вот эта его месть вернула нас обратно, где мы были вместе. Ведь он меня любит. Иначе не ревновал бы так дико. Обмываю тело под струями воды, дотрагиваясь кончиками пальцев до следов нашего безумия, до каждой отметины. Понимая, что я улыбаюсь… впервые счастливо улыбаюсь. Все саднит там, внизу, и его семя еще во мне. И я больше не хочу, чтобы все заканчивалось. Я хочу быть с Максимом. Хочу его любого. Хочу познать, какой он и самые темные уголки его души. Я больше не боюсь быть с ним… мне страшно остаться без него. Наглый, циничный, опасный, страшный, но мой. Я знаю, что он мой. Это тоже прописано глубоко внутри. Наверное, это и есть любовь, когда находишь удовольствие даже в боли. Любовь. Я задумалась о том, что впервые настолько глубоко, настолько сильно ощущаю значение этого слова по отношению к моему мужу. И от каждой мысли о нем в животе начали метаться бабочки. Я впервые ощутила их существование настолько отчетливо в себе.

Вспоминаю его взгляд, и сердце бьется быстрее и жить хочется. Боже. Как же хочется жить. На полную силу. Захлебнуться жизнью.

Я хочу сказать ему об этом. Найти его, поехать к нему и сказать. Нарушить эту тишину внутри. Она мне не нравится. Я кричать хочу, чтоб простил меня, чтоб дал шанс нам обоим. Кричать, что я люблю его, и не обязательно что-то вспоминать. Не обязательно возвращать ТУ Дашу, я и есть она. Мы слились в одно целое.

Я оделась и спустилась вниз. Ужасно хотелось есть. Хотелось смеяться или плакать. Меня разрывало от самых разных эмоций. Меня никто не разбудил… я помнила только, что уснула на нем, уткнувшись лицом ему в шею. Заснула, убаюканная его руками и поцелуями. Обвила его всего собой, вдыхая любимый запах.

Позавтракав в одиночестве, я вышла в залу. Опять почувствовала странную тишину. И вдруг поняла — в доме почти нет охраны. Вот этих молчаливых, вечно снующих, как тени, фигур в темной одежде. Они всегда незримо присутствовали во всем доме, а сейчас никого из них не осталось. Даже слуг стало меньше. Постепенно из глубины поднималось чувство тревоги, не подающееся контролю. Я услышала голоса и резко повернула голову на звук. Несколько носильщиков выносили из дома чемоданы моего мужа.

Тревога поднялась куда-то к самому горлу.

— Куда вы все это уносите? Мы, что, уезжаем опять? Эй. Вы меня не слышите?

Парни удивленно на меня посмотрели.

— Насчет ваших вещей мы распоряжения не получали. Максим Савельевич распорядился только о его багаже.

— В смысле — багаже?

— Он уже уехал в аэропорт, а мы паковали оставшиеся вещи. Они поедут следом.

— Как это уехал? Куда уехал?

Они переглянулись и пожали плечами.

— Нас в известность никогда не ставят.

Я совершенно ничего не понимала. Я даже еще не успела испугаться, несмотря на ощущение той самой тишины, которая наваливалась все сильнее и сильнее… начала звенеть где-то эхом и пульсировать в висках.

— А почему вы не уносите мои вещи?

— Нам не давали такого распоряжения. Максим Савельевич о вас не упоминал.

Бросилась по ступенькам вверх, в его апартаменты, открыла дверь и увидела стерильную чистоту. Распахнула все шкафы — ничего не осталось. Точнее, все на своих местах, кроме его присутствия, которое я привыкла чувствовать кожей. Эта образовавшаяся пустота начала давить в затылок, раздирать ребра, подбираясь прямо к сердцу, чтоб сдавить в холодные тиски. Только запах его одеколона и сигарет. Совсем легкий, исчезающий и растворяющийся с каждой секундой. Дышать становилось все труднее, словно я захватывала воздух, а выдохнуть не могла. Я ведь на самом деле задыхаюсь. У меня темнеет перед глазами… Как будто перекрыли кислород. Я словно ощутила пальцы Максима на горле. Только сейчас они давили с такой силой, что я судорожно хватала воздух… И внутри набирает обороты ощущение какой-то фатальности происходящего.