— Дааа, ты уже знаешь ответ. Его труп найдут только в том случае, если он всплывет, а так его, скорее всего, сожрут рыбы. Ты хотела его смерти, ааа, Дарина? Хотела, чтоб твой флирт стоил ему жизни?
У меня запершило в горле, и я, всхлипнув, быстро отрицательно закачала головой, в которой нарастал гул… и по телу прошел жуткий холод.
— Ты убил его? — я не узнавала свой голос. — Ты не мог этого сделать. Это бесчеловечно.
— Конечно бесчеловечно. А я не человек. Я — Зверь. Ты забыла? Я животное, которое тебе показал Данила Петрович. Он имел наглость уйти с моей женой, имел наглость посчитать, что ему позволено при мне лезть к тебе, пялиться на твое тело, которое ты, как последняя шлюха, выставила всем на обозрение. А стоило все же убить именно тебя один раз… чем всех их по очереди.
Я в ярости посмотрела ему в глаза:
— Он всего лишь был любезен со мной. Всего лишь. А ты убил его за это. Ты не зверь, ты чудовище.
О, каким же заблуждением было считать, что Макс спустит мне это с рук. Но убить несчастного американца… только за это?
— Он позарился на то, что принадлежит мне. За это и поплатился… А ты поплатишься за то, что предлагаешь другим то, что принадлежит мне.
Он резко впечатал меня в стену. Закружилась голова от его близости и от осознания, насколько далеко он может зайти в своей ярости. А меня он способен убить?
— Какая разница? Я ведь не нужна тебе. Ты презираешь меня и отталкиваешь. Ты избегаешь моего присутствия, что тебя так задело? Отпусти меня. Дай уйти к брату или к Фаине. Я больше так не могу. Не могу быть для тебя никем. Это больно.
Наши взгляды скрестились, и на секунду мне показалось, что я достучалась, что в этих холодных глазах мелькнет жалость. Я ошибалась. Как всегда… Нет, я совершенно его не знала.
— Правда? Ты даже знаешь, что такое боль?
Схватил за горло и сдавил ладонью, тряхнув так, что волосы упали на лицо.
— Ты ни черта не знаешь о боли. Ты холодная и пустая… ты… в тебе ничего нет.
Я обхватила его запястье пальцами, пытаясь освободиться. С ужасом понимая, что это уже не игра, и меня уже никто и ничто не спасет. Я звала его любыми способами, и он пришел. Чтобы наказать и поставить на колени. Пришел, чтобы сломать. Внезапно разжал пальцы. У меня подогнулись колени, но он не дал мне упасть, подхватил за талию и прижался губами к моей шее, жадно зацеловывая те места, где его пальцы наверняка оставили следы.
Я почувствовала головокружение, по телу пробежали разряды тока и дикое возбуждение. Непроизвольно погрузила пальцы в его волосы и закрыла глаза. Я не знаю, как это назвать, но этот страх меня отрезвил и в то же время столкнул в омут утонченного порочного желания позволять ему что угодно, лишь бы прикасался ко мне. Вот так, как сейчас. Его пальцы на моей коже, обжигая льдом и пламенем. Болью и нежностью.
Максим поднял голову, и я увидела, как он облизал губы. В тот же момент он схватил меня за волосы и заставил смотреть в его безумные и такие яркие синие глаза:
— Я каждый раз пытаюсь смотреть в твои глаза и вижу в них ничто. Такое глубокое, страшное и совершенно чужое мне ничто. Ты… словно окунаешь меня под ледяную воду снова и снова. Только твой страх настоящий. Только его я чувствую так же, как чувствуют ненависть. Иногда мне хочется исполосовать твое тело до мяса, иногда порезать тебе лицо, чтоб для всех ты была уродливой, и никто не смел на тебя смотреть. Думаешь, я не делаю этого, потому что боюсь твоей родни? Или боюсь, что кто-то узнает. Мне насрать на всех. Ты принадлежишь мне. Я не делаю этого, потому что когда-то поклялся себе, что, чтобы не случилось, я не причиню тебе боль… Физическую. Не трону и пальцем. А лгать себе — это самое последнее, что может позволить Зверь. Человек — да. Зверь — нет.
Его взгляд мешал окунуться в панику и одновременно погружал во тьму его порочных желаний. Мне было страшно, и в тот же момент я понимала, что я в его власти, мне остается только покориться ему.
— Если ты настолько ненавидишь — дай мне уйти, пожалуйста.
— Не сегодня, — пробормотал, опуская взгляд к вырезу моего платья, — сегодня я хочу тебя трахать. Я голоден. Ты меня возбудила.
Я увидела, как он сунул руку за пояс штанов и в ней сверкнул небольшой раскладной нож, и уже через мгновенье мое платье сползло к моим ногам. Он так ловко сделал надрезы, что я даже не успела вздрогнуть, как оказалась совершенно голой. Я попыталась отшатнуться, но он удержал за плечо. Железная хватка, как клещами.
— Ты хотела внимания? Секса? Ты их получишь.
Прежде чем я успела ответить, он швырнул меня на постель. Я вцепилась в простыни руками, пытаясь отползти, сжаться, спрятаться. Но это бесполезно. Мой палач сорвал с себя рубашку, расстегнул на ходу пряжку ремня и неумолимо приблизился ко мне.
— Не надо, — прошептала жалобно, униженно прикрывая грудь руками. Посмотрела на ремень и вся похолодела. Он засмеялся в ответ. Не весело. Засмеялся так, словно насмехался надо мной или над собой.
— Что? Думаешь, буду бить тебя? Правда, думаешь так?
— Нет? — тихо переспросила я.